- И шевалье заплатил? - недоверчиво поинтересовался лорд.
- Вообразите себе - да! С тех денег, что выручил за продажу изумрудных пуговиц, которые разъяренный д'Эбрель швырнул ему в лицо. А насчет грамоты гильдии вежливо ответил, что у него ее и так не водится, но если каким-нибудь чудом он в течение нескольких лет получит оную, то, как порядочный подданный, непременно ее порвет. После чего продолжит, как и раньше, преспокойненько заниматься своим делом.
Юный шпион только и мог, что покачать головой. В других обстоятельствах ситуация показалась бы ему забавной, хоть он по традиции и осудил бы главного героя - личность, как ему доподлинно известно, неприятную. Но после исчезновения часов и школярской отповеди, которую он получил, попытавшись призвать портного к ответу, лорд только и мог, что выдавить из себя улыбку и поспешить положить в рот какую-нибудь закуску прежде, чем она успела превратиться в гримасу.
Людям, - подумалось ему с меланхолией, которую могут позволить себе лишь утомленные жизнью люди девятнадцати лет отроду, - свойственно лепить себе идолов и из золота, и из грязи, но боже мой, неужели общество действительно готово закрыть глаза на все мерзости этого человека, стоило ему единожды обрядиться в костюм Робина Гуда?
Смирившись, за очередной порцией карамелизированных фруктов, с тем, что мораль скрючилась в предсмертной агонии и безнадежно потеряла для Франции, Элиот Гринт вновь взглянул на своего друга. Жан сидел спиной к солнцу, из-за чего вся его фигура казалась окаймленной золотым мерцанием, и с самым сосредоточенным видом пытался выбрать между абрикосовым и грушевым повидлом. Суровое выражение лица, сопровождавшее сию дилемму, однозначно давало понять, что шевалье только что столкнулся с самым тяжелым выбором в своей жизни.
- Милод Гринт, вы решительно обязаны мне помочь, - пробормотал Жан, и юный крестник посла почувствовал усталость.
- Чего вы это на меня смотрите, как пуританин во время поста? Ещё вроде бы не пятница! - раздалось некоторое время спустя, и юный англичанин с некоторым замешательством осознал, что вот уже несколько минут, не стесняясь, разглядывает своего товарища в упор.
Лорд судорожно сглотнул, после чего медленно покачал головой.
- "Унылый дух иссушает кости"...не обращайте на меня внимания, Жан, я...
Уходя от неловкости, юноша невольно увел взгляд в сторону, и тот неизбежно зацепился за крышу деревенской церквушки.
Чтобы охарактеризовать это строение как "одухотворенное" и "величественное в своей чистоте", требовался немалый полет фантазии. И все-таки здание выделялось на фоне остальных домишек хотя бы тем, что возвышалось над всеми ними: с торжественной добродетельностью оно устремилось к небу своим единственным шпилем, на самом кончике которого виднелось чуть покосившееся в сторону распятие. Как и положено дому божьему, оно было установлено на небольшом возвышении; но, очевидно, грунт, на котором его разместили, не очень способствовал этому архитектурному решению, поскольку со временем земля под фундаментом начала оседать, затягивая церквушку, как болото. И все же с посеревших стен в сторону крестьянских хижин все еще мерцали узенькие, вытянутые оконца; внутри, судя по всему, находилась всего одна зала со скромным алтарем и двумя рядами грубо вытесанных скамеек (если таковые вообще имелись), и где-то сбоку, в полуподвале крылся закуток, служивший одновременно и атриумом, и кладовой. А рядом, чуть поодаль, чехардой зигзагообразных линий обустроилось местное кладбище.
Не так уж и грандиозно, но требовать большего от крошечного деревенского прихода у самой каемки леса, было бы, пожалуй, несправедливо.
Так уж вышло, что юный лорд уже обратил внимание на эту церквушку, когда они с Жаном только спешились для игры. Увлеченный рассказом товарища, он лишь мельком взглянул в её сторону, но облик серого с зеленоватым оттенком здания, чуть покосившегося от времени и дождей, отчего-то растрогал его. Странным образом оно напомнило ему об имении отца в Дербишире: в многочисленных селениях, рассыпанных вокруг их фамильного замка, было полно подобных конструкций разной степени заброшенности. Юный наследник, успевший вдоль и поперек объездить окрестности, испытывал прямо-таки трепетную привязанность к этому сочетанию простоты, душевности и грубоватости. Обычно именно в таких храмах молитвы звучали искренне, ведь люди, которые опускали головы перед единственной имеющейся в их распоряжении иконой, не испытывали необходимости кому-то показаться или соблюсти негласные духовные приличия. Они просили, поскольку их обучили, что, приклонив колени, можно получить ответ. Возможно, не самая осознанная, но трогательная вера жила в их сердцах - и юный лорд, тогда еще совсем ребенок, нередко сожалел, что не может тайком переодеться и затесаться среди этих простых людей, чтобы послушать притчу.