- Святой отец...определенно лишился рассудка, - повторил юноша еще убеждённей. - Он...разве он...он, порази меня молния, не видит, с кем и о чем говорит? Это же...право же...сredo quia absurdum*, но ведь, преисподняя, не до такой степени!
* лат. «Верую, ибо абсурдно»
По мере того, как поток гневных слов сливался в завершенные фразы, мертвенно-бледное лицо англичанина все суровело, и все четче угадывалось в сжатых кулаках и горящих глазах намерение весьма и весьма определенного свойства.
В этот момент мальчик, цеплявшийся за юбку своей матери, заголосил еще громче. Не выдержав подобного удара с тыла, крестьянин обхватил дочь покрепче, прижал ее к груди и рявкнул:
- МАРИ!...
И почти сразу мужчина умолк, тряся головой и громко, тяжело дыша через приоткрытый рот.
- Мари... - повторил он уже совершенно иным тоном, - Пожалуйста, уведи его.
Священник посмотрел на ребенка со всепоглощающим чувством принятия и всепрощения, но вот двое стражников подле него тяги к снисходительности не разделили. Воспользовавшись тем, что внимание начальства было сосредоточенно не на них, они несколько подались назад, и один, как бы невзначай качнувшись в сторону своего товарища, прошептал ему на ухо некую шутку. Очевидно, она была так удачна, что побудила самого автора приглушенно захихикать, словно девицу (если бы дочери Евы могли хихикать приглушенным, сиплым басом, который с замкнутыми губами походил на приступ кашля).
Лорд Элиот Гринт судорожно сжал поводья и уже приподнялся было в седле, готовясь ласточкой соскочить на землю, когда мир вдруг покачнулся прямо под ним, а душераздирающая сцена начала медленно разворачиваться. Юноша с удивлением уставился на загривок своего коня, недоумевая, что могло заставить его подать признаки жизни, и с удивлением обнаружил, что удила тянет чья-то рука.
- Жан...? - только и мог удивленно пробормотать лорд.
Но Морель не отозвался.
- Жан!
Лишь когда товарищ обратился к нему повторно, французский дворянин вскинул голову и с совершенно серьезным видом приложил палец к губам.
- Тссс.
Совершенно нелепейшим образом это походило на их знакомство.
Как громом пораженный разительным контрастом между светлыми воспоминаниями и действительностью, юноша на какое-то мгновение совершенно потерялся в пространстве. Этого оказалось достаточно для того, чтобы Морель, решительно выдернув у него из рук поводья, повел коня вместе с седоком вниз по склону.
- Жан... - лицо англичанина стремительно серело, и он то и дело поворачивал голову назад, беспомощно наблюдая, как все больше нависающих ветвей прячет от него куски церковного фасада. - Жан....при всем уважении, какого черта?
Вернув утраченную им было решимость, юноша попытался соскочить вниз, справедливо полагая, что Жан де Морель вряд ли сумеет этому маневру как-либо воспрепятствовать.
Не учел он лишь того, что Жан де Морель, кое-что понимавший в характере своего друга, не собирался ему мешать; более того - тотчас отбросив поводья, он кинулся к юноше и охотно помог ему спешиться, буквально прижав юношу к своему сердцу и стаскивая его вниз. Вот только, стоило ногам лорда коснуться земли, как сердечные объятья стали еще душевнее, захватив его в железные клещи любви и опеки. Не давая юному англичанину даже опомниться, Морель вздохнул и бодрым шагом потащил его дальше по тропе, как мельник тащил бы куль с мукой (и надо заметить - отчаянно упирающийся куль).
- Жан!
- Друг мой, зачем же вы зовете меня, если я уже здесь?
Если ответ должен был, по задумке, прозвучать весело и непринужденно, своей цели он едва ли достиг. Жан быстро запыхался - лорд Гринт, в конце концов, не был пушинкой, - но и без этого охватившее его нервное напряжение металлом звенело между слогами, делая слова отрывочными и тусклыми.
- Немедленно прекратите этот бала...
Лорд отчаянно пытался вырваться, бесконечно обескураженный и еще больше униженный своим новым положением. Но попытка затормозить передвижение каблуками сапог привела лишь к тому, что юный шпион начал спотыкаться. А так как Жан волок его вперед с неумолимостью тарана, который толкнули с холма, англичанин мог разве что разжиться вывихом ноги.
Можно было попытаться расцепить кольцо рук, плотно обвивавшее его. Но плечи лорда были решительно вдавлены в его же грудь, не оставляя простора для любых акробатических трюков, так что задыхающемуся, отчаянно бьющемуся юному дарованию только и оставалось, что избрать третий путь - прекратить всякое сопротивление и подождать, пока его решительно настроенный похититель придет к некоему заключению относительно их маршрута.