К слову, о них. Тот из спутников, что был младше - секретарь, - сдался первым. Он нетерпеливо заерзал в седле, и сдавленным фырчанием, вырывавшимся из его носа, можно было раздуть пару тлеющих костров.
- Если он опять начнет изливаться нам про жару... - прошептал он, чуть склонившись в сторону своего начальника, - Будто я шаман какой, погодой управлять. Что мне, в конце концов: смастерить из веток опахало и бегать вокруг него, как вокруг индийского божка? Или водой его окатить, чтобы он почувствовал себя, как в родном болоте...
Его начальник яростно завертел глазами.
- А ну прикуси язык! - по тому, как сдавленно и неразоборчиво звучали слова, можно было не сомневаться: надсмотрщик еще до начала реплики последовал собственному совету. - Ты ведь знаешь: если его милость решит, что мы обсуждаем его у него за спиной, он воспримет это как вызов!
- Он даже то, что мы дышим, воспринимает как вызов...- пробормотал секретарь, возводя глаза к небу.
- Умолкни! Вот же бестолочь...
Подчеркнуто-безразличный к перепалке за своей спиной, лорд Генри, казалось, всецело посвятил себя созерцанию дороги, мурлыча под нос какой-то фривольный романс, популярный при дворе Людовика XIV. Незаметно для его спутников взгляд дворянина метнулся к их лицам, а после – снова вперед.
- Да тронется он или нет? - не преминул застонать секретарь. - Или я сейчас умом тронусь...
- Да помолчишь ты или нет, мальчишка? Он нас слышит!
- Да что он может слышать, если он поет?
Незамысловатая мелодия оборвалась на полу-вздохе финального крещендо. Едко улыбаясь, лорд Генри начал неторопливо разворачивать лошадь так, что она, в конечном итоге, перегородила тропу, а он получил возможность разглядывать французов в упор.
Тут уже обоим виноделам стало не по себе. Лорд Генри, так и не двигаясь с места, ожидал их с самым многозначительным выражением лица, нарочито-неумело замаскированным под учтивость. И, надо сказать, выглядел он в тот момент действительно впечатляюще: невысокий, но выхоленный молодой человек, отличавшийся свойственной англичанам бледностью, в безупречном камзоле из темно-зеленого английского сукна. Равнодушие милорда к красоте явно не распространялось на его собственный внешний вид: несколько непропорциональное лицо с характерным профилем, заработавшим ему еще в юности лестное прозвище «Коршун», обрамляли туго завитые черные кудри. По бортам камзола шло золотое шитье, а над пенистыми волнами кружевного жабо блестела застежка с бриллиантом. Широкополая шляпа с кокардой была украшена страусиными перьями, выкрашенными в зеленый цвет. Даже сапоги и перчатки отличались кричащей, несколько неуместной в деревне утонченностью вкуса – безусловно, они были из самой качественных материалов, тонкие, облегающие, и в то же время легкие, как вторая кожа.
Иными словами, то было воплощение придворного изящества во плоти и крови. Быть может, лишь брюзгливое выражение лица и нервный изгиб губ, свидетельствовавший о капризности, портили его облик.
Лорд Генри приподнял руку и сделал небрежный жест, показывающий, что спутники могут приблизиться. Спутники, которые возблагодарили бы Бога за то, чтобы им отказали в такой любезности, с опущенными головами сократили расстояние между ними и Генри.
- Осмелюсь заметить...для тех, кто назвался проводниками, вас на удивление легко потерять из виду, господа, - голос лорда Генри был предметом его особой гордости. Певуч, мелодичен, и притом вязок, как патока. Жеманность певца в сочетании с мелодичностью расстроенной скрипки. Слова не просто достигали ушей спутников, они вливались в них мягкой, вязкой массой, которую невозможно ни стряхнуть, ни оттереть. - Вроде как предполагалось, что я выступаю в роли ведомого, слепо цепляющегося за распутанную предо мной нить Ариадны...но - вот незадача! - совершенно необычайным образом из арьергарда я был единогласно повышен до начальника этой экспедиции, - многозначительная пауза, достаточная для того, чтобы оба спутника успели съежиться в своих седлах. - Как человек, незнакомый с местностью, я мог легко свернуть не туда, и в результате мы потратили бы изрядное количество времени, выбираясь из этого...подобия леса. Хотя я бы назвал это скорее кустарниковым лабиринтом. Ничего не видно, все тропы кругом петляют, и куда не направишься, за каждым поворотом с какого-нибудь очередного холма на тебя несется пыль.