- Ах, так вы жалеете их, Альберт? – вкрадчиво поинтересовался он. – Верный слуга Карла второго симпатизирует бедным несчастным французам! Слава Всевышнему, природа обделила вас даром стихосложения, виконт. Сонеты с вашими идеями способны были бы деморализовать треть нашей армии и заставить их бросаться к врагам с объятиями вместо того, чтобы их душить. Обещайте мне, что никогда не научитесь прилично сочинять! Для поэта вы недостаточно патриотичны.
Плотный камзол все еще душил его, и лорд Генри, медленно перебирая пальцами, расстегнул несколько верхних пуговиц и оттянул от шеи обвивавшие ее кружева.
- Быть может, мне следует напомнить вам, по какой причине мы злоупотребляем гостеприимством этих господ? Гостеприимством, от которого у них самих уже сводит зубы? – поинтересовался он вкрадчиво.
- Я не прошу вас любить этих людей, но прошу вас, Генри, вспомните о чувстве такта! – широкий лоб виконта прорезали морщины. – Они не сказали нам ни единого грубого слова, а вы находите забаву в том, чтобы высмеивать их, что, по моему мнению… - Альберт запнулся и густо покраснел. Он и сам удивился тому, как резко звучат его слова, и все не мог решиться высказать до конца свой упрек. Генри же, наоборот, оживился.
- По моему мнению, это не совсем правильно. Вот и все, что я хотел сказать, - наконец, выдавил из себя виконт.
Любопытство, было озарившее лицо лорда Генри, потухло. Английский вельможа явно предвкушал гневную тираду, а вынужден был довольствоваться скомканным советом. Он закатил глаза и продолжил привычным снисходительным тоном:
- Эти люди презирают нас до глубины души, но слишком трусливы, чтобы это показать. Я, как порядочный человек, отвечаю им взаимностью. Кто-то должен уже, наконец, утолить нашу общую тоску, разрубить завесу молчания и явить миру искренние чувства! Вот я и беру это тяжкое бремя на себя за всех нас, можете не благодарить.
На щеках Альберта вспыхнул слабый румянец.
- И все же, мы здесь гости, - мягко заметил он. – Я знаю, вам не по нраву, что мы все здесь, но это так.
- Застряли здесь, - небрежно поправил Генри, облокачиваясь уже всем своим весом на изгородь.
Альберт задумчиво провел рукой по пшеничного цвета волосам.
- Элиот тоже говорит нечто подобное: что нам здесь не рады, и вынуждены улыбаться только потому, что английский и французский короли пока что называют себя хорошими друзьями. Но все же он полагает, что было бы ребячеством разжигать вражду в подобной среде, и гораздо лучше – побыстрее закончить дело и удалиться с достоинством.
При этих словах выражение лица Генри резко изменилось.
- Ах, вот как! – с издевкой в голосе воскликнул он. – Ну что же, раз сам лорд Гринт говорит так, то уж разумеется, следует незамедлительно последовать его совету! Боги, я безмерно благодарен, мой милый Альберт, что вы мне об этом сказали! Ведь все это время я, несведущий, вел себя самым неподобающим образом. Но теперь, слава Господу и лорду Гринту, я прозрел!
- Генри! – на этот раз Альберт не смог скрыть обиды в своем голосе.
- И кстати о нашем юном вдохновителе, - прошептал лорд Генри, - куда он, черт возьми, запропастился? Для человека, решившего покончить со всем побыстрее, он поразительно нерасторопен.
- В этом вы ошибаетесь, - заверил его Альберт. Отступив на шаг в сторону, виконт споткнулся о непредусмотрительно оставленное кем-то полено, и едва не свалился на землю.
- Ой!
Взгляд Генри с поразительной ясностью выразил мысль: «Я бы много чего хотел бы сейчас сказать, но воздержусь».
- Что вы там говорили? – напомнил он.
Альберт, обеспокоенно рассматривавший предавшие его ноги, вскинул голову.
- У лорда Гринт есть идея, как обмануть бдительность хозяев, - не без гордости добавил он.
- Вот как?
В любой другой день лорд Генри возблагодарил бы небеса за то, что задача, над которой они ломали голову уже почти неделю, оказалась решена. Дело в том, что пребывание трех англичан – а, за исключением прислуги, в замке гостили три дворянина, - в живописной французской деревне объяснялось тягой к путешествиям лишь наполовину. Выражаясь прямее, тяга эта имела место только в качестве предлога, и истинная причина поездки в данный момент заканчивала погружать ящики с собранный виноградам в непокрытые повозки. Звали эту причину господин Белинг, и он отличался прусским происхождением, о чем были осведомлены его хозяева, и преданностью Карлу второму Стюарту, о чем было известно только его английским союзникам. Депеша, которая втайне от французского двора должна была уплыть в сторону Туманного Альбиона, покоилась на груди лорда Генри, под тем самым камзолом, что он напрочь отказывался расстегивать. Доставить ее на судно предстояло именно Белингу, но, как можно было догадаться, в процессе передачи письма из рук в руки возникла некоторая заминка.