Жюльен д’Бонфакон происходил из одной из знатнейших семей Латерры. И все же вступил в «Авангард», стал террористом и убил такое множество народу.
– Зачем ты это сделал?
Марцелл и сам удивился, услышав этот вопрос из собственных уст. Глупо было спрашивать. И тем более глупо ждать ответа.
Но все доводы разума были напрасны. Марцелл знал: ему нельзя задумываться о таких вещах. Нечего и пытаться проникнуть в мысли безумца. Надо просто отвернуться и уйти отсюда, дать согласие на утилизацию тела и вернуться к своей обычной жизни. Стать новым командором Министерства.
Но Марцелл не мог заставить себя сдвинуться с места. Пока одна половина его души силилась загнать внутрь опасные вопросы, другая – болезненно любопытная и непослушная половина – медленно протянула руку и коснулась ладони отца. Рука была холодной, окоченевшей в смерти, а кончики пальцев – в шрамах: еще бы, ведь он много лет добывал циттрий на Бастилии.
Марцелл задумался, часто ли у отца кровоточили руки. Часто ли он дрожал от холода в промерзшей тюремной камере. Часто ли…
Мысли его запнулись, когда пальцы зацепили рукав голубой тюремной робы. Взгляд упал на крупные серые стежки на манжете, и Марцелл отвернул рваный рукав.
– Что это? – вслух спросил он себя, разглядывая кривые черточки и округлые петли, в которых нельзя было не узнать буквы.
Буквы?
Да быть такого не может. Теперь никто больше не использует Забытую Речь. Она была утеряна еще века назад, вскоре после прибытия на Латерру первых поселенцев. Никто не смог бы ее прочитать. Не говоря уж о том, чтобы самому что-либо написать.
«Но ты-то раньше умел писать, – сказал вдруг кто-то у него в голове. – Помнишь: „М“ – значит Марцелл?»
Марцелл поспешил загнать голос в самый дальний, темный уголок сознания, где ему самое место. Он больше не думал об этом. Прочь запретные мысли.
Пальцы снова задрожали, когда он еще дальше отвернул манжету. Вышивка уходила все выше по рукаву. Марцелл окинул взглядом заваленный телами морг, высмотрел на столике скальпель. Затем взгляд юноши метнулся в угол, из которого, он знал, за ним подглядывает невидимый глаз микрокамеры.
Ну конечно. Он никогда не бывал по-настоящему один. Медцентр Валлонэ – как и большинство зданий Министерства – находится под постоянным наблюдением. На всей планете редко найдешь место, куда можно сбежать от следящих за тобой глаз, анализирующих каждое движение.
Старательно держась спиной к микрокамере, Марцелл ухватил скальпель и принялся срезать с трупа робу. Тело отца закостенело, и, чтобы высвободить ткань, ему пришлось с силой потянуть ее.
Вывернув робу наизнанку, он разложил ее на груди покойника, заслоняя своим телом от микрокамеры.
Теперь он знал, что не ошибся.
На подкладке и впрямь была вышита стежками Забытая Речь. Буквы начинались от манжета, уходили по рукаву на плечо и спину. Марцелла затошнило. Он много лет не видел этих загадочных символов. И все же каждая петля, каждая черточка выглядели такими знакомыми. Знакомыми и отвратительными.
Неужели это писал отец? Абсурд. Каторжник, владеющий Забытой Речью? Такая же нелепость, как танцующий дроид.
И все же Марцелл не мог избавиться от подозрения, что отец нашел способ оставить сообщение. Для него.
И тут вдруг раздался стук…
Звук вырвал Марцелла из размышлений – что-то упало на пол прямо ему под ноги. Он отскочил, налетел спиной на соседние носилки. Вздрагивая от пережитого испуга, поднял упавший предмет – такого устройства он еще не видел.
Уловив у себя за спиной движение, Марцелл развернулся и увидел два тела, бок о бок лежавшие на одних носилках: девушку с выцветшей шелушащейся кожей и рядом парнишку в черных лохмотьях.
Только вот парнишка не был мертвым.
Он был очень даже живой.
И смотрел на Марцелла.
Глава 6
Шатин
Глядя в карие глаза Марцелла д’Бонфакона, Шатин думала лишь об одном: «Любой ценой вернуть щипач!»
Узнай отец, что она позволила бесценному устройству для воровства ларгов попасть в руки представителя второго сословия – да еще министерского офицера, – он ее на куски порвет. На тысячи маленьких, орущих от боли клочков.
Девушка понимала, что действовать следует быстро. Сторожевые микрокамеры уже ухватили ее лицо и, скорее всего, просканировали «пленку». Надо немедленно выбираться отсюда. Соскочив с носилок, она метнулась, чтобы вырвать машинку из руки офицера д’Бонфакона, уверенная, что проворством и ловкостью ему с ней не сравниться. Что ни говори, Шатин выросла в Трюмах – на самом дне общества, а этот балованный красавчик небось всю жизнь спал на белоснежных простынях и утром совал ноги в поданные прислугой атласные шлепанцы.