Кто бы ими ни командовал, он, похоже, отчаялся до предела.
Жердь подошел к лошадям, у правой в упряжке торчало две стрелы в передней ноге и три в задней. Наконечники стрел у кочевников были широкими, заканчивались зазубринами, и при выстреле в упор они наносили широкие и отвратительные раны, словно от ножей с волнистыми лезвиями. Из одной раны торчали осколки костей. Конь смотрел на человека, не отворачивая головы, дрожа и тяжело дыша. Знал.
– Да, Коралл. – Жердь подошел к животному, разрезая по дороге упряжь, и ласково погладил его по мягким ноздрям. – Ты и я уже сегодня встанем перед лицом Белошерстой Кобылы. Скажи ей, что Гир’конвес, Второй из рода Дамехортов, прозываемый всеми Жердью, идет следом за тобой, чтобы поцеловать ее копыто.
Он ткнул ножом под набитый панцирь, сразу за передней ногой, конь застонал, фыркнул жалобно и упал. У второго животного, раненного только в одну из передних ног, еще оставался шанс. Если так можно было назвать неволю у кочевников. Но судьба его находилась в руках Владычицы Степей, верданно прерывали мучения только тех лошадей, спасти которых было уже невозможно.
На раз-два Жердь отрезал постромки и отогнал коня хлопком по заду.
– Ты закончил?
Вер’сан не сдвинулся с места, что было вполне понятно, если помнить, что стрела пробила ему бедро, пришпилив к борту. Когда кони освободились, колесница сильно накренилась вперед, и лучнику стало не так-то просто сохранять равновесие. Рана пульсировала ярким багрянцем, несмотря на наложенный выше нее жгут.
– Да. Они оба свободны.
– Хорошо. – Лицо Вер’сана было бледным, губы он сжал в узкую полоску. Потом улыбнулся. – Помнишь Эсо’ну?
– Я видел ее нынче утром, ты, дурачок.
Гир’конвес быстро проверил колесницу. Там остался один дротик, несколько стрел в колчане, меч и топорик. Ну и кавайо, несомненно. Хватит.
Где-то в пыли промелькнули кони.
– Я был с ней… вчера. Подарок для хорошего лучника. Может… может, я не весь умру.
– Ну да, то, что через девять месяцев в мир придет какой-то страшно уродливый младенец, должно меня утешить?
Жердь быстро поднял лук и воткнул перед собой в землю несколько стрел. Оглянулся: накрененная колесница должна была хоть немного защитить ему спину. Товарищ его стоял в полуприседе, держась за воткнувшееся в бедро древко. Внезапно дернул его, вырывая стрелу из борта, и хрипло вскрикнул. Сразу уселся на землю, опершись о колесо.
– Завиду… ешь…
– Нет. Но, пожалуй, ты прав, представить невинного ребенка с твоей мордахой – такое запросто заставит человека захотеть смерти уже сейчас.
– Хе… хе… х-х-х…
Гир’конвес оглянулся: лучник сидел на земле, и пятно багрянца разливалось вокруг него, словно шелковый плащ цвета императорского пурпура.
«Прощай, друг».
Он обернулся, пыль ограничивала видимость до трехсот ярдов. Может, успеет выстрелить хотя бы дважды.
Увидел, как ветер чешет траву, а через миг в поле зрения появились с десяток всадников.
«Мы должны сражаться в седлах, как эти сукины дети, – подумал он. – Ты наложила на нас нелегкое бремя, Владычица Всех Коней».
И натянул лук.
Рога загудели: коротко, длинно, коротко, коротко, длинно. «На помощь!»
Это был призыв для всех Волн, Потоков и Ручьев оборонять караван. Что бы ты ни делал, какая бы победа ни находилась у тебя под носом, тебе следовало все бросить и гнать в лагерь, потому что он был в опасности.
Или там заметили, что ты лезешь в проблемы, из которых не выйдешь живым-здоровым.
Дер’эко, уже пронесшись ярдов триста, знал, что ведет своих людей в атаку на пять тысяч всадников. Пыль, поднимаемая лошадьми, если и была подарком Владычицы Степей, то – подарком обеим сторонам: кочевники не имели и шанса скрытно обойти караван, но одновременно, когда битва уже начиналась, караван становился слеп к тому, что происходило на поле битвы.
Они развернулись. С болью в сердце, ибо меньше чем в полумиле перед ними серо-бурое чудовище кочевников пожирало остатки Первой Волны, они же не жаждали ничего, кроме как пустить ему кровь. Несколько а’кееров вырвалось в их сторону, словно провоцируя на атаку, но дальнейший бой был бы безумием. Даже когда бы ламерей бросил в бой все, что имел, благодаря чему они могли сравнять шансы и разбить эти пять Крыльев, Волны понесли бы слишком большие потери, а ведь роль колесниц – это не победа в поле, но защита тяжелых фургонов и получение времени для каравана, чтобы тот успел превратиться в неприступный лагерь. Может, лет тридцать тому назад, когда на битву вставали орды диких воителей, для которых не было важным ничто, кроме военной славы, экипажи не послушали бы приказов и ринулись бы на врага. Но теперь верданно шли не за славой, но за собственной землей и надлежащей им местью, и у них было вдосталь времени, чтобы понять: местью следует наслаждаться как хорошо охлажденным пивом, спокойно и без эмоций. Потому они двинулись в сторону бронированных фургонов, под градом стрел – пусть се-кохландийцы и не давили на них слишком сильно. Похоже, они довольствовались уничтожением одной Волны – или же, что тоже возможно, у них закончились стрелы.