И тогда Анд’эверс услышал шум. Звук рос, усиливался, пока не превратился в горловой рык десятков тысяч людей, орущих в небеса в диком, вызывающем ритме. С такого расстояния он не мог их понять, но ведь раньше он не раз уже слышал этот крик. Ритм был прост: раз-два, раз-два, раз-два-три, и Анд’эверс запросто наложил на него слова:
– Аг сайе!!! Аг сайе!!! Аг сайе вара-а-а-а!!!
Запев перед сражением, ведущий кочевников в бой.
А потом он взглянул на их лагерь и почувствовал, как сердце в его груди замирает.
В лагере проклятых богами сахрендеев видно было, как между шатрами выезжают ровные шеренги всадников. Десять, пятнадцать, двадцать тысяч? Может, даже и больше. Анд’эверс еще не видел, где стоит их элита, Волки, но это не имело значения, поскольку в тот же момент – далеко слева от сахрендеев – из лагеря Ких Дару Кредо начали появляться новые и новые отряды всадников. Ровные Крылья, сразу разделяющиеся на а’кееры, словно кочевники желали сказать: «Ну давайте сосчитайте нас!» Пятнадцать тысяч? Если это так, то бой, длившийся несколько часов, совершенно не сократил их сил. Но самым пугающим был вид справа. Из-за южных холмов, за силами Ких Дару Кредо, появилась волна золота. Это солнце, клонящееся к западу, освещало выходящую на поле армию.
Сверкающие кольчуги, лес длинных пик, высокие шлемы. Конечно: Молнии – у кочевников они не могли не найтись, но чтобы столько?.. Сознание Анд’эверса отказывалось принимать во внимание то, о чем прекрасно свидетельствовала выходящая широким, в половину мили, фронтом армия. Отказывалось до момента, когда над последней шеренгой появился большой бьющийся на ветру стяг цветом точь-в-точь заходящее солнце. Середину его украшала черная одноногая птица.
Йавенир. Йавенир был здесь. Возможно, с самого начала. Это объясняло бы истовость воинов Дару Кредо, спокойствие сахрендеев и невозмутимое упорство, с каким их выталкивали на это место. Этот старый сукин сын должен был подыхать в сотнях миль к югу отсюда, но каким-то непонятным образом оказался здесь. Ждал их… «Мы должны были сражаться с одним, а затем с двумя племенами, с двадцатью пятью, может тридцатью, тысячами конных. Силы были бы равны. Но теперь… Их вдвое, и у них – сколько? Пятнадцать? Двадцать тысяч Наездников Бури? И наверняка сильнейшие из жереберов, которых Отец Войны всегда держит подле себя. Четверым нашим колдунам с горсткой учеников придется помериться силой с дюжиной – или больше – шаманов».
Несмотря ни на что, мысли эти были словно кусочки льда, плавающие в реке. Лениво колыхались, и Анд’эверс едва их замечал, поскольку они были почти незаметны в общем течении. Кочевники знали об их планах и ждали их. Не только эти двое Сынов Войны, но и все остальные. Если Йавенир здесь – значит, и все остальные.
Проблемы.
Нужно задержать их как можно дольше, чтобы остальные сумели сойти с гор и драться вместе, потому что, только собравшись, фургоны будут иметь шанс.
Легкая колесница остановилась рядом. Боутану встал рядом, с равнодушным лицом глядя на вражескую армию.
– Сейчас все узнают, – сказал он.
Анд’эверс улыбнулся. За их спинами уже шла волна, весть, передаваемая быстрыми ладонями, катилась от фургона к фургону. Анахо’ла порой был проклятием.
Но в обозе все еще оставалось тихо. Ни криков страха, ни стонов отчаяния, мрачного рычания испуганных людей.
Никогда он не был так горд ими.
– Стебель теряет опадающий цветок, – процитировал Анд’эверс старую пословицу.
– …и тот умирает там, где коснется земли, – закончил Эмн’клевес. – Сделаем это. Сейчас, потому что через час они нам не позволят.
– Обоз в твоих руках, друг. – Кузнец повернулся и поднял правую руку.
«Мертвый Цветок».
– У страха – сила тысячи копий, мой Сын. Он отбирает дыхание, ослабляет ладони и мутит сознание. Он – лучшее оружие на поле битвы.
Ких Дару Кредо поклонился еще ниже. Слова уже не были нужны. В то время, как он сражался с караваном, Йавенир отдавал приказы. Сахрендеи усадили на лошадей всех, кого только смогли, в его лагере пять тысяч женщин получили заводных коней и заняли место среди воинов. Вдвое больше надели светлые одежды и присоединились к Молниям, увеличивая их число. Одним простым приказом Отец Войны увеличил свои силы в глазах врага, который теперь отчаянно перестраивал фургоны, окапываясь на возвышенности.
– Может… ударить сейчас?
– Может. – Улыбка старика резала холодом. – А может, провести бой ночью, когда глаза их снова будут слепы, а каждый огонь станет видно на десять миль? Когда сердца их сокрушатся сильнее, а наши жереберы получше приготовят свои заклинания? Кроме того, твоим воинам нужно успеть приготовить инструмент для штурма. Моя милость все еще на тебе, Сын. У тебя будет честь начать первую атаку.