Она опустила руки, боль вернулась, ухватила ее когтями, рванула. Наполовину присохшие раны, разодранные внезапным движением, пролились красным, и лежащая на земле голова напилась свежей крови.
Кей’ла услышала приближающегося коня. Саонра Вомрейс на ходу соскочила с седла и шла к ней: волосы в беспорядке, безумие во взгляде, нож в руках.
Женщина даже не посмотрела на мертвых стражников – интересовала ее лишь Кей’ла. Подошла ближе, встав против нее почти лицом к лицу.
– Мы сражаемся, – выдохнула она. – Идем на штурм, истекаем кровью и умираем. Оставляем там наших братьев… Мы поклялись, что сожжем ваши фургоны… потому что…
Внезапным движением она схватила Кей’лу за рубаху на груди и притянула к себе:
– Они смотрят на тебя. Идущие в бой… Мы поклялись… за разбитые сердца… предательство… А теперь у нас нет ни гнева, ни боевой ярости, которая потрясла бы небеса… Когда я сказала им, что ты не желаешь милости, некоторые… некоторые просили тебя о прощенье… Тебя! А к тому же… духи отвернулись от нас… столпы мертвы… у нас неоткуда взять благословения…
Саонра оттолкнула ее резко, взмахнула перед лицом ножом:
– Проси прощения! За то, что вы сделали… Что были у тебя мать и отец… что они выбрали тебя вместо… вместо…
Взблеснуло – нож отлетел в сторону. Женщина упала на землю, на спину, глаза широко открыты, рот искривлен удивленьем. Он! «Откуда ты здесь взялся?! Как?» Но – был, был, ее братик подскочил к ней одним прыжком, склонился над лежащей женщиной, узкий клинок уперся ей в щеку, когти на левой руке слегка подрагивали.
Тишина.
«Убей ее! – Что-то в Кей’ле выло и верещало: – Убей! Убей! Убей!»
Мальчишка трясся, ждал, шрам на спине потемнел. Он обернулся к ней и посмотрел как-то странно. Сделал движение рукою, клинок исчез, потом он ухватил когтистой ладонью за ближайшую жердь, что принялась виться и биться под тем прикосновением, а вторую ладонь положил на голову женщине.
Тишина.
А потом уанейя закричала. Схватившись за голову, будто пытаясь оторвать его руку, она орала. Вырвалась наконец, на четвереньках добралась до ближайшей жерди и обеими руками вцепилась в нее. Дерево пульсировало лицами.
– Нет… нет… нет… нет… НЕТ!!!
Крик этот, чуть другой – он отчаянный, слова выдыхались, выплевывались к небесам, резали воздух, словно летящие стрелы. Женщина глядела на Кей’лу диким взглядом.
– Нет… дитя, нет! Это неправда! Это… духи здесь. Не при столпах… а здесь… Они… ты… я сейчас…
Встала. Осмотрелась и потянулась за лежащим на земле ножом.
Вспышка. Нож полетел на землю, а он встал между ними.
Из лагеря сахрендеев доносились отзвуки от сбора новых отрядов, готовящихся к атаке.
Тогда в левое плечо мальчишки ударила стрела.
И послышался цокот копыт, земля задрожала, Кей’ла уголком глаза увидела всадников: десять, может больше, серебряные кольчуги, высокие шлемы, еще двое выстрелили из лука, но на этот раз ее «брат» был готов, уклонился, потом сделал два быстрых шага к Кей’ле. Положил ей одну руку на голову, второй схватил деревянный шест треноги. Женщина на земле шире открыла глаза.
Всадники неслись, склонив копья, за ними, на кобыле в яблоках сидела некая фигура, темная и светлая одновременно, и воздух наполняли грохот и крики. Духи орали, а кони начали пугаться, останавливались и вставали дыбом. А в ней… что-то рушилось, словно внутри нее открылась огромная дыра, всасывающая все вокруг. Она попыталась отодвинуться от той дыры, но как отодвинуться от того, что у тебя под сердцем? Она распахнула рот в немом крике: «Нет, нет, нет, нет, нет!»
Ближайший всадник остановился в каких-то тридцати шагах от них, его конь замер на месте на прямых ногах, изо рта его потекла пена; другие кони тоже не желали скакать. Воинов подгонял крик, наконец они соскочили с седел и зашагали вперед с саблями в руках. Дюжина мужчин против женщины и двух детей. Все происходило медленно, будто во сне, небо делалось все бледнее, все светлее, трава потемнела, из ниоткуда появился ветер.
Для Кей’лы это не имело значения. Духи пульсировали в ее крови. Духи сахрендеев, духи погибших Фургонщиков, странно соединенные, сплетали историю, что свалилась на нее, словно снежная лавина. Им нельзя было сопротивляться, от них нельзя отвернуться, выкрикнуть свое несогласие, потому что история их вливалась прямиком в душу.
Она смотрела на лежащую на земле женщину и начала плакать.
Подбегающие воины были уже совсем близко – пятнадцать шагов, подняли сабли для удара, мир на миг сделался черно-белым.
И внезапно небо вспыхнуло, из ниоткуда появился демон с топором, острие описало широкий полукруг и разрубило бок первого кочевника, а потом, не теряя скорости, ударило в следующего. Низко, на высоте коленей, и нога мужчины отделилась от тела.