Вот – смрад. Запах мочи и кала, линия фургонов, полузасыпанных какой-то грязью, и сотни таращащихся на нее лиц.
Вот – спокойствие. Вот – гарь. Вот – тишина.
Стоят. Их троица: женщина, которую она некогда ненавидела, мальчик, что не говорит, и она, Кей’ла Калевенх, которой нужно кое-что сделать.
Духи танцуют вокруг, показывают картины.
Лагерь сахрендеев охвачен хаосом.
Сотни, тысячи людей, тянущихся к резным столпам.
Амурех Вомрейс сидит на лошади с топором в руке, лицо его дрожит.
Светловолосая невольница стоит на коленях и возносит ладони в немой молитве к своей богине. Плачет.
Крик. Все более громкий. Наконец один человек, мужчина, лупит головою в столп шатра, пока кровь не начинает пятнать дерево. Тот крик несется, его подхватывают остальные, кто-то вытаскивает нож и широко режет себя по щеке, кровь брызгает на землю.
Духи довольны. Такое отчаяние выгибает окоем. Над лагерем сахрендеев, кажется, проваливается небо.
Вот – крик со стороны фургонов. Один из них вырван из линии. Они въезжают внутрь.
Лица. Мужчины и женщины. Лица смуглы, прекрасны диким очарованием, серьезные и грозные. Вот – оружие во многих руках.
Вот – тишина.
И движение, которое привлекает внимание, лицо отца, исхудавшее и странное, она не помнит, чтобы у него было столько седых волос.
Не помнит, чтобы он когда-либо плакал.
Вот – внезапная дрожь, пробегающая толпой, и десятки протянутых к ней рук. Нет, не к ней, но к женщине позади. Кто-то хватает ее за ногу, кто-то тянет с другой стороны, пытаясь сбросить с лошади, мечи и топоры начинают свой танец, некоторые клинки все еще в крови.
Вот – наконец – полный вдох и боль.
– Не-е-е-е-ет!!!
Вопль словно не из ее горла, мощный и сильный, кобыла фыркает и поворачивается, отталкивая людей и освобождая место.
Вот – внезапная неподвижность, когда все застывает.
Вот – шепот, едва различимый, но она откуда-то знает, что слышат – все.
– Скажи им… скажи, как твое имя.
Вот – тишина и ответ, который ломает в ней все.
– Нет.
Вот – удивление и боль. Взгляд назад, в лицо женщины, и взгляд туда, куда смотрит она.
Вот – печаль и стоны духов, которые ту печаль чувствуют. Вот – тело, лежащее на земле, изуродованное десятками ударов, вот – молодое бородатое лицо, застывшее от боли.
Вот – голос Саонры Вомрейс.
– Нет. Не скажу. Не сейчас. Скажу, как звался он. Гарвен Моверс из клана Зеленого Орла двадцати семи лет. Был он хорошим мужем и отцом, прекрасным воином.
Вот – тишина, еще более глубокая, чем раньше, тишина абсолютная.
– Когда был он мальчишкой, любил бегать за жеребятами и кушать овсяные лепешки. Мать называла его Дер’конерс, по деду. Дер’конерс из рода Манелехов.
Вот – словно ветер, поднимающийся здесь и летящий во все стороны. Вот – вопрос, может ли знание ломать людей? Может ли оно сгибать их напополам, отбирать дыхание, разжимать ладони, сжатые на рукояти оружия, сгибать колени, красить лица белым?
Вот – осознание, что несколько Фургонщиков вскакивают на баррикаду и, используя анахо’ла, передают весть дальше.
Вот – понимание, что на других Лепестках появляются новые верданно, а весть летит дальше, и ее уже ничто не удержит.
Женщина набирает в грудь воздуха и начинает говорить:
– Гос’манер из рода Цедеваров, убит стрелой, Кан’дсар из Веленихов, топором, Заферох из Болумонов, мечом, Йов’ли…
Имена текут непрерывно, а каждое – словно камень, давящий на плечи окружающих их людей. Расходятся волны жестов низкого языка, а вместе с ними, словно пожар в степи, расходится осознание. Там, где имена падают в должное место, колени втыкаются в землю, а из груди вырывается стон. Потому что анахо’ла в своей бережливости всегда говорит больше, чем кажется на первый взгляд.
«Наши дети».
«Мы убиваем наших детей».
Вот – тишина и голос, который перечисляет имена всех Волков, погибших в атаках на Мертвый Цветок. Первые имена.
Вот – лицо отца, болезненно близкое и далекое одновременно. Словно Кей’ла глядит одновременно на двоих людей: кузнеца-силача, ломающего подковы в руке, и старика с глазами, наполненными слезами. Видит в тех глазах просьбу и знает, что ее придется отвергнуть.
– Это правда. Вы называли их Бородочами, помнишь? – шепчет Кей’ла. – Сахрендеев. Когда еще считали их друзьями. Мы смешали с ними кровь, коней, стада. Смешали с ними наши рассказы и наши шутки. Мы говорили: Бородачи, они говорили – Молокососы. Наши мужчины носят длинные волосы, всегда гладко бреются. Они носят короткие волосы и бороды. Наши женщины стригут волосы и почти не красятся. Так сложилось. Их – отпускают волосы всю жизнь и с детства используют краски для лица. Носят сережки в ушах. Я видела это на крюках, когда пришли ко мне духи.