Дома, хвала Драконам, никого не оказалась, даже папа Оле уже ушел на службу. Прошмыгнула в свою комнату и заперла дверь на щеколду, чего здесь никогда не делала.
К ужину выйти все же пришлось. Наскоро поковырялась в своей тарелке и удрала наверх. Выносить растерянный, виноватый взгляд Ларса сил не было.
Спустя некоторое время дверная ручка заходила вверх-вниз. Раздалось звяканье посуды. Гудрун с какой-нибудь едой. Мысль о том, что кто-то в доме плохо покушал, для доброй домоправительницы невыносима. Герда затаилась. Пусть Гудрун решит, что подопечная спит, а сегодняшний выверт спишет на обычные женские дела. Хельга и та раз в месяц сама не своя.
Домоправительница удалилась. На смену ей явился Вестри и тоже принялся ломиться в дверь. Не пустила. Хотя его можно было бы. Пес, даже если догадывается, о чем думает младшая хозяйка, никому не расскажет.
«Если грешных мыслей нет, то и греха не будет» – единственная фраза, которую папа Оле помнит из «Завещания Драконов» и которую очень любит повторять по любому поводу. А теперь они, мысли эти, появились. И у Ларса, кажется, тоже… Вот так героини романов, поддавшись минутной слабости, теряли честное имя, и опозоренная семья прогоняла их прочь. «На мороз, в домашних башмаках, в пеньюаре и папильотках», – продолжил внутренний голос с насмешливыми интонациями Ларса.
Нет, из дома Къолей ее никто не выгонит, но из-за доброты этой и душевной щедрости еще страшнее подвести семью, людей, ей, Герде, доверяющих.
Ох, какая же она все-таки испорченная! Или нет? Ведь не блуд же творить собралась, а в законный брак по любви вступить. А замуж выходят не только для того, чтобы хозяйство вести. Наверное, действительно уже пора. А то вот… И сон проклятый снится. И Ларса обидела. Что он теперь думает? Влетела встрепанная, запыхавшаяся, сперва на шею кинулась, потом удрала, как от медведя.
Если бы Ларс был в своей комнате, Герда ни за что не решилась бы к нему войти. Но он одиноко сидел в гостиной, задумчиво двигая по узору скатерти дракончика-чернильницу одному ему ведомым маршрутом.
Надо бы подойти, но ноги будто сунуты в ведра с замерзшей в лед водой. Ну же! Изобрази бойкую, уверенную в себе девчонку, как в самом начале знакомства.
– Ларс.
Обернулся.
– Герда, я…
– Ларс, никак нельзя венчаться до совершеннолетия?
– Можно, только для этого нужно особое разрешение родителей или опекунов. Обоснование. Канитель жуткая. А… зачем?
Не опускать глаза, смотреть прямо на него, иначе не получится сказать сейчас, а потом – решиться еще раз.
– Чтобы не ждать лишние полгода. Я люблю тебя. Я хочу за тебя замуж. Хочу спать с тобой в одной постели. И все прочее. Но также хочу идти под венец девицей.
Ларс сидел красный, как заходящее солнце. А пальцы, вцепившиеся в край стола, совсем побелели. Да, приличные девушки такого не говорят. Тут нужно приютское прошлое.
– Мы у Благого Берне часто воображали, как кто будет выходить замуж. Какое будет платье, фата, туфельки, перчатки. Мечтали, хотя все знали, что приютских девчонок не берут в семьи. Только в служанки или содержанки. Хотя первое не исключает второго. (А ведь когда только попала в дом Къолей, думала, что как раз так. Но была согласна, на все согласна. Лишь бы с Ларсом… А когда осторожно спросила у Хельги, кем из двух предстоит стать, выражение у благородной вурдессы было, словно ее ударили по лицу.) Понимаешь, для меня выйти замуж по любви – это как чудо, сказка. Совсем другая жизнь. Считается, что всего: платья из золотистого кружева и дорогой ткани, фаты, брачного кольца – достойна только невинная девушка. Я хочу быть честной перед людьми и Хустри… А сегодня… Не сердись на меня!
Ларс судорожно вздохнул:
– Герда, милая… Я… Я знаю, девушка должна сама решать, когда готова. Я согласен ждать, сколько потребуется.
Три шага через гостиную, как на крыльях через пропасть. Добежала, обняла, уткнулась лицом в грудь:
– Ларс… Я не только из-за… Порядочная девушка не должна такое говорить… Ты теперь думаешь, что я…
– Я думаю, что ты самая замечательная девушка на свете, самая смелая, самая честная. Самая любящая, самая любимая.
– Я не хочу, не могу потерять тебя… Замуж только за тебя пойду… А умрешь – и я жить не буду…
Ларс поднялся и, бережно посадив Герду на стул, встал перед ней на колени.
– Герда, пожалуйста, посмотри на меня. Я знаю все? Тебе кто-то что-то сказал? Что-то обидное? Плохое?
Рассказать ему про…? Нет, нет, рассердится, захочет вступиться. Уберечь его от всего плохого, злого, грязного. А с охальником тем уже сама разобралась, долго теперь не сунется.
Крепко зажмурившись, чтобы и взгляд не выдал, Герда помотала головой и снова уткнулась Ларсу в грудь, как в норку юркнула.
– Нам всегда надо быть вместе… И верить друг другу… Тогда ничего плохого… Вдвоем справимся… Доверять…
Плечо Ларса под ее рукой слегка дрогнуло. Нет, показалось.
– А как же иначе? Только перестань плакать. А то начнешь прятаться, стесняться: нос, мол, распух, глаза красные. И не посмотреть на тебя будет.
– Да-а, чего смотреть, когда страшная?
– Значит, я люблю чудище колодезное. Или ты принцесса, злым колдуном в страшилище превращенная? Если поцеловать, спадут чары?
Только перед самым рассветом смогли они разомкнуть объятия и, простившись на несколько часов, разойтись полусонными по своим комнатам. А через сорок минут в дверь дома Къолей постучал гонец, прискакавший с Восточного тракта с важной вестью.
Глава 3
Глава 3
Когда чуть не половина семьи служит в Палате Истины, о спокойной, размеренной жизни можно и не думать. Как это не раз уже бывало, Хельгу и Оле подняли до рассвета. На тракте, ведущем в Форк, ближе к нашему городу, то ли кого-то выследили, то ли уже поймали, но присутствие капитана городской стражи и главного прознатчика Гехта было необходимо.
Несмотря на ранний подъем, Оле и Хельга были бодры, собранны и деятельны. Это мы с Гердой колышемся, как привидения, и чуть не стукнулись лбами, вывалившись из комнат в коридор. На воздухе стало полегче, но все равно кованые перила крыльца оказались как нельзя кстати. Уцепился и почти повис в вертикальном положении, свободной рукой обняв Герду, которой тоже была необходима поддержка.
В принципе, все прекрасно собрались бы и уехали и без нашего присутствия. Но на-а-адо же обнять на прощание любимую сестру. И выслушать наставления будущего тестя.
Пока Гудрун носилась, как фунсовка на кочерге, собирая наших охранителей в дорогу («Хельга, штаны теплые надела?»), а сама хесса главный прознатчик, сидя на седельной суме, романтично созерцала бледные предутренние звезды и поглаживала устроившегося досыпать на крыльце Вестри, Оле вещал о важном:
– Герда, одна поздно не ходи. Ларс, ты ее вечером встречай обязательно.
– Да.
– На Пятку до моего возвращения не суйся. Нет там ничего важного, чтоб одному в воровской квартал лезть.
– Да.
– Гудрун тут помогайте. Воды принести, снега с крыши, кристаллов горючих.
– Да.
– Ты меня слышишь?
– Да.
– По шее хочешь?
– Да.
– Ты ж мышь! Проснись уже, сейчас Герду уронишь!
– Нет.
Оле все же удалось добиться от нас с Гердой обещания вести себя хорошо и прилично, не позорить его седины (чуть меньше полутора лет назад, в возрасте сорока одного года, капитан Сван избавился от курчавой светлой от природы шевелюры и с тех пор аккуратно бреет череп), слушаться Гудрун, хорошо кушать и вовремя ложиться спать (кажется, это уже сама домоправительница вставила). На том наставления и закончились.
Наконец все были собраны и посажены в седла, обняты и поцелованы на прощание. Оле показал нам отцовский кулак («И чтоб без глупостей!»), Хельга улыбнулась своей королевской улыбкой, и наши тронулись в путь. Лишь у ворот на секунду замешкались: какой-то ранний прохожий вспугнутой курицей шарахнулся чуть ли не из-под копыт кхарнов. А мы, оставшиеся, отправились в дом досматривать сны.