Разбор затянулся на три часа. Птухин поднимал каждого, подробно спрашивал, что видел, как маневрировал, как стрелял. Виновных тут же награждал обидными «титулами». Агальцов морщился, иногда вставляя: «Ну, ты уж перегнул!» Но ни у кого из «гусевцев» не появилось на лице выражение недовольства. Птухин для них и дома и здесь оставался не только командиром, но и самым близким другом.
Остаток ночи они провели в дороге до Мадрида. Утомленные дневной жарой, напряжением прошедшего боя и дорогой, все молча, безвольно мотались на сиденьях в такт раскачиванию автомобиля.
— Нет, так нельзя. Сервандо тоже не железный, заснет, честное слово, заснет, — взбодрился Птухин. — Мартин, давай петь.
И тихо, басовито затянул: «Степь да степь кругом…»
Соня прислушалась к голосу Птухина. Ей нравится его пение. Ей теперь нравится все, что связано с ним…
Всего несколько месяцев работают бок о бок Сиснерос и Птухин, а уже привыкли и понимают друг друга, словно служили вместе не один год. Быстро сами собой сложились взаимное уважение и даже какая-то сдержанная мужская привязанность, основой которой оба считали преданность авиации.
Питая глубокую симпатию и доверие к генералу Хосе, Сиснерос безоговорочно принимал все, что предлагал его русский советник и друг. По темпераменту и внешности совершенный антипод Птухину, Сиснерос восхищался твердостью его характера, глубиной и оперативностью мышления.
Давно хотелось Сиснеросу пригласить Птухина домой поговорить о жизни, выпить по чашечке кофе. Да все мешали боевые действия. Сегодня они оба по делам оказались в Валенсии, и Игнасио решил этот вечер провести вместе со своим другом.
— Сеньорита Соня, переведите Хосе, что моя жена и я приглашаем вас вечером к себе на чашку кофе.
На пороге квартиры их встретила молодая стройная красивая женщина. Видимо, предупрежденная заранее, она без тени удивления приветливо пригласила гостей, затем, протянув руку Соне, назвала свое имя. Констанция только что вернулась из министерства иностранных дел где работала в отделе печати. Извинившись, она просила подождать, пока приготовит кофе.
Когда Констанция принесла кофе, Сиснерос комментировал гостям фотографии роскошного семейного альбома. Из рассказа постепенно вырисовывалась интересная картина перевоплощения молодого легкомысленного аристократа в сознательного борца революции, вставшего в ряды компартии в самые трудные дни республики.
Мать мечтала увидеть Игнасио рыцарем ордена Калантравы [Религиозный и военный орден, основанный в XII веке для борьбы с мавританцами], а он стал летчиком. Дворянское происхождение, принадлежность к королевской авиации, связи с высшими правительственными кругами» казалось, должны были привести его в стан Франко, куда переметнулись две трети офицеров ВВС, а он, не колеблясь, встал под знамя Испанской республики. Незаурядные летные и организаторские способности по достоинству были оценены правительством, назначившим его командующим ВВС. В грозные дни защиты Мадрида он по-настоящему оценил роль различных партий в борьбе и решил, что должен стать коммунистом. И не было для Игнасио странным, что совершенно самостоятельно пришла в компартию и Констанция…
Далеко за полночь Птухин проводил Соню в гостиницу.
— Завидное у Констанции и Игнасио взаимопонимание. Для мужчины многое значит, когда женщина видит в нем того, кем он хочет быть. Я думаю, что мужчина где-то даже больше нуждается в духовной поддержке, чем женщина. Он менее откровенен в проявлении своих чувств, и это не эгоизм, не черствость. Это скорее всего мужская сдержанность. И если женщина уловит в его глазах момент, когда необходима ему поддержка, то мужчина свернет гору. Так, по-моему, у Сиснеросов.
У входа в гостиницу Птухин взволнованно проговорил:
— Не знаю, веришь ли ты в судьбу, Соня, но иначе чем объяснить, что нам нужно было уехать за тысячи километров от России, чтобы найти друг друга. Как будет дальше?.. Но без тебя я не могу.
Повернулся и быстро ушел.
Глава VII
РОЖДЕНИЕ ДЕРЗКОГО ПЛАНА
К началу октября 1937 года Франко начал сосредоточивать на Арагонском фронте войска, оснащая их новым вооружением, щедро поставляемым «нейтральными странами». Сюда перебазировались лучшие асы легиона «Кондор». Многие из них щеголяли личными фюзеляжными эмблемами, изображавшими скрещенные мечи, тигров, леопардов, анаконд и тузы всех мастей. Нередко эмблемы снабжались афоризмами, выражающими жизненное кредо их владельцев. Например: «Иду в бой и возвращаюсь!» Самоуверенно, коротко и просто. Видимо, такому асу еще не приходилось возвращаться домой по земле с парашютом на плечах. Республиканским летчикам предстояло таким еще доказать, что из боя можно и не вернуться. Все эти «мечи», «тигры», «анаконды» скрытно сосредоточивались в десяти километрах от Сарагосы на аэродроме Гарапинильос.