— Мой генерал, здесь нет вашей фамилии, но это о вас, — протянул Сиснерос газету «Фремте Рохо». — Переведите, сеньорита Соня.
Под фотографией трех И-15 была помещена большая статья «Мощные крылья нашей авиации!». Оригинально поздравил Птухина Рохо:
— Когда кончится война, я снова начну читать лекции в колледже, и мне будет приятно сказать, что я был хорошо знаком с автором разгрома авиации на Гарапинильосе.
Спустя неделю Штерн вызвал к себе Птухина и зачитал шифровку из Москвы. Нарком Ворошилов по поводу Гарапинильоса коротко, но восторженно написал: «Наша авиация, как всегда, на высоте! Нашим летчикам «ура!». Еще через день пришло сообщение, что постановлением ЦИК СССР Птухина и Агальцова наградили орденами Ленина.
Поздравляя Агальцова с наградой, Птухин заметил:
— Гарапинильос — это урок, из которого нужно сделать и нам важные выводы. Дома мы часто концентрируем большое количество самолетов на аэродромах. И даже в приграничной полосе, надеясь на «авось пройдет».
Глава VIII
ТЕРУЭЛЬСКИЙ ВЫСТУП
1937 год для республики завершался вихрем событий. Правительство переехало из Валенсии в Барселону. Теперь здесь находился и главный штаб ВВС. К концу октября прекратил существование Северный фронт. Пал последний его бастион — страна шахтеров Астурия. Франко уверовал в скорый захват Мадрида и торопился сосредоточить силы на Гвадалахарском направлении для наступления на столицу.
Уже несколько дней и ночей генерал Рохо и Штерн не выходили из штаба, разрабатывая новую наступательную операцию, которая должна не только спасти Мадрид, но и ликвидировать самый опасный участок фронта — Теруэльский выступ. Подобно острому клину, он глубоко вдавался в территорию республики, создавая угрозу рассечения ее на две части. Министр обороны Прието, уже давно не веривший в возможность сопротивления, махнул рукой на деятельность генерального штаба, и Рохо был рад, что Прието хоть не мешает.
По распоряжению Рохо к Теруэлю скрытно подтягивались войска. Замысел предусматривал отсечение тремя ударными группировками Теруэльского выступа, окружение города, выравнивание линии фронта.
Штерн информировал Птухина о замысле операции и изложил задачи авиации в ней. Они были слишком большими для малочисленной авиации и слишком трудны условия их выполнения. Необычно сильные морозы и обильные снегопады прибавляли лишние заботы и без того вымотавшимся вконец людям. Иногда снега наметало столько, что без очистки аэродромов невозможно было рулить, не только взлетать.
— Мартин, что делать? Если мы не наладим очистку взлетной полосы, можем сорвать операцию.
— Надо поговорить с людьми, летчиками, механиками. Все должны понять, что иного выхода у нас нет, как самим в ночь перед полетами расчищать взлетную полосу.
Люди собрались в большом каменном помещении на краю аэродрома. Все толпились у трех наполненных углями тазов. Для углей специально жгли недалеко от помещения костер. Оттирая замерзшие уши, испанцы шутили, что это русские привезли с собой мороз, которого не помнят даже старики.
Никто не заметил, когда исчез испанский механик Томас Паласон. Но в самый разгар обсуждения сложной обстановки он вдруг появился и, пробравшись к Птухину через толпу, привел за собой громадного роста пожилого испанца. Паласон объяснил, что сам он уроженец здешних мест, а это его отец — алькальд [Алькальд — староста общины] деревни, расположенной рядом с аэродромом, хочет говорить с генералом Хосе.
— Пусть летчики отдыхают ночью, и пусть генерал Хосе не беспокоится. К утру весь аэродром будет вычищен крестьянами нашей деревни.
Он говорил о присутствующих в третьем лице и говорил медленно, спокойно. От этого появилась твердая уверенность — за аэродром беспокоиться не надо. Свалилась гора с плеч. Птухин с волнением тряс грубую и громадную, как лопата, ладонь алькальда, говоря слова благодарности на смешанном русско-испанском языке.
Когда все стали расходиться, к нему с Агальцовым подошел еще один механик, и протянул лист бумаги, на котором был изображен автомобиль с длинными усищами, как у кота.
— Что это? — недоумевая, спросил Птухин.
— Эта машина чистит снег. Вот впереди две метлы, привод от колес сделать нетрудно… — торопился объяснить механик, видимо, боясь, что его не станут слушать.
— А что, Хосе, — вспомнил вечером Агальцов, — конечно, его «автоматическая метла» не чудо техники, но отрадно, что люди беспокоятся, думают, ищут выход из трудного положения.
В самый разгар подготовки операции, не выдержав нагрузки, свалился Сиснерос с подозрением на инфаркт. Теперь вся ответственность за действия авиации ложилась на плечи Птухина. Несколько поправившись, Сиснерос попросил генерала Хосе навестить его.