— Хорошо, Сервандо, пусть будет так, как ты хочешь.
Сервандо грустил по-настоящему глубоко. Он вел машину молча и не спеша те десятки километров, которые раньше пролетал как на крыльях. Последняя поездка с генералом Хосе! Птухин положил ему руку на плечо, предложил сигарету, пытался расшевелить забавными историями из дорожных приключений. Даже такой случай, когда уставший Сервандо по дороге в Мадрид завез их в расположение противника, не мог сегодня вызвать улыбку у шофера, хотя раньше он от души хохотал над этим воспоминанием.
На перроне, не скрывая слез, Сервандо уткнулся в грудь Птухину. Растроганно тот гладил его по спине и, сам еле сдерживаясь, бормотал:
— Ну, ну, Сервандо, будь мужчиной… Мы еще встретимся. Обязательно встретимся… Ты приедешь в Москву… Война закончится, и это станет возможным.
Высунувшись из вагона, они долго махали одинокой фигуре на перроне.
Поезд вошел в туннель. Когда он кончился, Евгений Саввич и Соня были уже на территории Франции…
Глава IX
НА СВОЕЙ ТОЧКЕ ЗРЕНИЯ
Не без волнения входил Птухин в кабинет нового начальника Управления ВВС Локтионова. Он был знаком с ним давно, еще по службе в Белоруссии. В отличие от других «пехотинцев» в авиации Александр Дмитриевич в душе остался преданным древнейшему роду войск. Он не летал и не стремился научиться. Тем не менее добросовестно исполнял возложенные на него партией обязанности начальника Управления ВВС.
Локтионов встретил Птухина приветливо. Только в такие моменты можно было убедиться, что этот на вид сумрачный человек с наголо обритой головой и большим нависающим лбом может так обаятельно улыбаться.
— Здравствуйте, дорогой Евгений Саввич, рад вашему благополучному возвращению. Примите мои поздравления в связи с присвоением вам звания комкора. Загорели, но осунулись. Оно и понятно, не на курорте были…
— Александр Дмитриевич, я бы хотел знать полную ясность о моих отчетах по командировке и перспективах дальнейшей службы.
— Да, да, — посерьезнел Локтионов. — Нарком выразил неудовольствие по поводу ваших докладов. Он считает, что, однажды сделав неверные выводы, вы просто до сих пор упрямитесь. Поэтому ваши доклады не попали к товарищу Сталину, несмотря на то, что он о них спрашивал. По этому вопросу надо поговорить со Смушкевичем, он в курсе дела. Я сейчас приглашу его.
Смушкевич вошел, сдержанно поздоровался.
— Яков Владимирович, нам троим надо уточнить взгляды на опыт войны авиации в Испании, которые лягут в основу требований к конструированию новых самолетов, — обратился Локтионов к Смушкевичу.
— Видите ли, Евгений Саввич, о качествах нашей авиации было много отчетов до вас, они хорошо известны правительству. Выводы из них существенно отличаются от ваших. Поэтому, естественно, сложилось впечатление, что вы сгустили краски в характеристике недостатков авиационной техники и тактики, — начал Смушкевич.
— Разве в моих отчетах только эмоции? Там ведь расчеты, факты, анализ.
Понимая, что сейчас многое зависит от того, насколько проникнется объективностью его доводов Локтионов, Евгений Саввич по памяти стал излагать основные положения недавно написанного им отчета. Он доказывал необходимость пушечного вооружения на истребителе, поскольку немецкие протестированные бензобаки почти не страдают от пуль ШКАС [ШКАС — авиационный пулемет калибра 7,62 миллиметра]. Птухин приводил количество пострадавших летчиков из-за отсутствия бронирования кабин, а также факты о том, как это бронирование осуществлялось кустарным способом механиками самолетов. В вопросах управления воздушным боем Птухин считал обязательным установку на самолетах радио, подкрепляя это примерами, когда подсказом можно было существенно повлиять на исход схватки. Так же обстоятельно он доказывал отсталость существующего взгляда на одновременное применение в воздушном бою скоростных И-16 и маневренных И-15. Последние привязывали к себе И-16. В конце он поставил вопрос о необходимости перехода звена от трехсамолетного состава к четырехсамолетному, состоящего из двух пар и хорошо зарекомендовавшего себя в воздушных боях в небе Испании.
— Это моя точка зрения, отказаться от нее в угоду кому бы то ни было я не могу и не имею права. Ради этого авиации отдано двадцать лет жизни, — уже взволнованно закончил он.
Локтионов слушал внимательно, изредка делая пометки в тетради. Смушкевич заметил, что конструкторы считают наши И-16 и СБ на уровне времени.
— А вы? — спросил Птухин.
Вопрос относился к обоим. Но никто не ответил. Неожиданно Локтионов спросил: