- Скажи-ка, приятель, - важно начал он, стараясь не замечать скептической ухмылки парня, - что это за храбрый Свилио, искалеченный в боях?
- Старший брат моего хозяина, - с небрежным поклоном ответствовал тот, и взор его скользнул по голым ногам рыжего. - Десять лет назад его сухопутный отряд посадили на корабль и отправили к берегам Лахоры. Там-то и схватились они с проклятыми кордавскими псами. Трижды начинали атаку наши, и трижды вонючие ублюдки, но победа не досталась никому.
- Да, победа - девица своенравная, - философски заметил Виви. - И что же дальше?
- Ничего такого интересного, - пожал плечами слуга. - Свилио вернулся без руки, и с головой у него теперь не в порядке... А почему ты спрашиваешь, гость нашего города?
- Не нравится мне название вашей норы, - брезгливо сморщив длинный нос, ответил Висканьо. - И я не гость, а...
- Помолчи, - рыкнул Дигон, который с начала сей увлекательной беседы спокойно поглощал кусок за куском. - А ты, криволапый, возьми пару монет и принеси для него штаны.
- Какие, господин мой? - на этот раз слуга изогнулся в настоящем, низком и подобострастном поклоне. Капитан произвел на него неизгладимое впечатление своим огромным ростом, буграми литых мышц и грубыми чертами лица, сплошь покрытого давними шрамами.
- Любые. Хоть свои собственные.
- Но я, как господин мой очень тонко заметил, милостивым Митрою наделен ногами кривыми и короткими, а твой юный друг...
- Прах и пепел! Много болтаешь! Мой юный друг обойдется и короткими штанами. Волоки скорее! Слугу как ветром сдуло. Виви, который при слове "друг" покраснел от удовольствия, хотя оно и было произнесено аккерийцем с насмешкою, едва не заплакал от прилива благодарности. После купца, пожелавшего быть ему отцом, никто и никогда не заботился о маленьком талисмане. Даже Красивый Зюк, отлично осведомленный о его волшебном даре, не стал бы беспокоиться о штанах для него. Скорее, он накупил бы десяток для себя, и Виви не посмел бы даже в душе укорить его за это. А Дигон... Впрочем, кажется, Дигону просто противно ходить по городу с полуобнаженным, да ещё рыжим спутником, только и всего. От этой мысли Висканьо стало грустно. Да, он все-таки зарвался, воображая, что аккерийцу есть до него какое-то дело... Подавив вздох, рыжий осторожно взял с блюда толстый, с его ладонь, розовый кусок ветчины, и утрамбовал его во рту, чтобы сразу отправить следом второй. Когда появился слуга со штанами в руке, на столе уже было совсем пусто, если, конечно, не считать костей, шкурок, огрызков и скорлупы. Из полдюжины бутылей осталась одна; остальные валялись в разных углах зала, пущенные сильной рукой аккерийца. Слуга принял довольно щедрую плату за все, принес по требованию капитана ещё пару бутылей, и кинулся к двери встречать следующих посетителей.
- Где живет Кармио Газа? - отставляя в сторону недопитую бутыль, поинтересовался Дигон.
- Тут недалеко, - неопределенно махнул рукой Виви. - Ты хочешь идти к нему сейчас?
- А ты хочешь через год?
- Вообще не хочу. Но если ты велишь...
- Велю. Допивай скорее, а то Веселый Габлио накроет купца раньше нас. При этих словах рыжий подскочил на табурете. Он уже забыл о ночном знакомстве с хлебосольным вором и хитрым старикашкой, и сейчас жажда соревнования охватила его с новой силой. До встречи с Веселым Габлио талисман знал только одного соискателя пастушки с яблоками, теперь же к Дебу Абдарраху прибавились члены его шайки, и их непременно следовало опередить.
- Что ж ты сидишь, капитан! - возбужденно выкрикнул Виви. - Я лучше сожру эту пастушку, подавлюсь ей и умру, чем отдам недоноску Веселому Габлио! От нетерпения пританцовывая на месте, рыжий ждал, когда Дигон оторвется наконец от бутыли, из коей он - наверняка нарочно - медленно сосал вино. Тем временем в "Искалеченного в боях Свилио" собирался народ. Как видно, у трактира были свои завсегдатаи: шумно и шутливо переругиваясь меж собой, рассаживались за столы ремесленники, лекари, которых в Иссантии всегда было как крыс, портовые грузчики, плотники, матросы и прочий городской сброд. В помощь кривоногому слуге появились ещё двое - заспанные и невозмутимые, они двигались еле-еле, с презрением игнорируя одних гостей и одаряя счастливыми улыбками других. Все это Дигон уже видел не раз северная ли, южная ли страна, богатый ли, бедный ли город, а трактирные нравы одинаковы везде, как одинаковы пьянчужки, даже говорящие на разных языках. Поднявшись, аккериец придирчиво осмотрел одеяние своего талисмана, фыркнул, именно таким образом оценив едва прикрывавшие икры полотняные штаны кривоногого слуги, и направился к выходу. Висканьо засеменил следом. Иссантия проснулась. По улицам с воплями живо сновали водоносы и булочники, скрипели несмазанными колесами телеги, мерно цокали копытами лошади и ослы. Разношерстный люд спешил по делам, и большая часть - в порт, где работа находилась для всех. Но Дигон не успел до конца додумать мысль, что пришла на ум при первом взгляде на ожившую Иссантию: только спутники оказались на улице, как тут же выяснилось, что этот город мало отличается от остальных городов мира - по крайней мере, в одном. Буланая, крепко привязанная капитаном к кольцу в стене, пропала. Только обрывок веревки болтался на легком ветерке, словно в насмешку над волшебным даром талисмана. Дигон наградил рыжего долгим скептическим взглядом, под коим тот съежился и виновато онгоргал, но ничего говорить не стал. Кто может знать - разве что Митра, - какую службу в дальнейшем сослужила б им сия лошадка! Добрую? Злую? Да и не к чему им здесь лошадь - обуза, и все. С этой утешительной мыслью Дигон хлопнул по плечу Виви, понурившего голову, и благодушно вопросил:
- Ну, и где живет купец?
- Там! - рыжий указал на юг. - Идем скорее! И они зашагали по переулку, потом вышли на широкую извилистую улицу, потом снова свернули в переулок... Дома, похожие друг на друга, как лишь братья и сестры бывают похожи между собой, равнодушно смотрели на спутников блестящими от солнца глазами окон. Их разделяли деревья и кусты, величаво и тоже равнодушно покачивая ветвями. Да и Дигону на все это было наплевать. Хотя ему было всего двадцать четыре года, он повидал в своей жизни множество городов, и ещё большее множество деревьев и людей, так что теперь его волновало только то, что каким-то образом было связано с жизнью - с бурной и быстрой, а не обыденной и тоскливой. Усмехнувшись своим важным мыслям, Дигон слегка подпихнул рыжего и проворчал:
- Клянусь Стахом, ты знаком с этим Кармио Газа! Рожа у тебя сейчас...
- Я знаком, - буркнул чем-то недовольный Виви. - Я знаком с ним, ты прав. Это мой отец.
Глава 6
От такого заявления Дигон опешил.
- Кто он, ты сказал?
- Мой отец, - хмуро повторил рыжий, пряча глаза. - Не родной, приемный.
- Так ты сбежал из дому?
- Он выгнал меня.
- За что? Аккериец правильно поставил вопрос. Именно "за что?" - с тоской припомнил Висканьо похищение перстня нобиля и дальнейшее препровождение его из прекрасного дома - кстати, купленного Кармио Газа именно после встречи с талисманом, - снова на улицу. Сколько ночей провел без сна глупый мальчишка, припоминая тот дом, чуть не ставший ему родным навсегда. Он сам потерял его. Дом, где комнаты были такие светлые и просторные, его любимый внутренний дворик - один из трех - такой тенистый, чистый, а слуги такие добрые, заботливые... Но главное - он потерял отца. Того, кто действительно любил его... Виви не желал о том вспоминать, но перстень нобиля был последней, но не первой его кражей в доме купца. По мелочи он таскал почти каждый день. Привыкший ползать по помойкам в поисках тряпки, чтобы прикрыть наготу, засохшей корки, чтобы утолить голод, он и в холе и неге не мог удержаться от примитивного воровства. В его комнате скопился целый склад совершенно ненужных ему вещей, и отец, покачивая головой, с грустной улыбкой просил его брать все, что душе его угодно, только не тайно. "Скажи мне, Висканьо, - мягкий голос его часто слышался потом талисману, - скажи мне, что тебе хочется, и я отвечу - возьми..." Впервые тогда волшебный дар Виви помог приличному человеку изменить жизнь к лучшему. Ведь все прежние неудачи Кармио были связаны только с его неподкупностью и честностью - по мнению талисмана, качествами более чем странными. И конечно, купец скорее готов был лишиться своей удачи, чем терпеть в доме неисправимого воришку. Если б только он знал, как часто думал о нем его приемный сын, как мечтал вернуться в его дом, как клялся всем богам оставить тогда дурные привычки, и какими страшными карами грозил себе за нарушение клятв.