Кейдж посмотрел на него исподлобья широко раскрытыми глазами, переваривая вопрос, и затем отвел взгляд в сторону.
- Он давно умер.
- О, извини, Джимми, извини, я не знал, - ответил Бенсон, вдруг необычно тихо, как испуганный мальчишка.
- Девять лет назад, - сказал Кейдж.
- Прости, я должен был знать, - продолжал оправдываться Бенсон. - Мне очень жаль. Как глупо.
- Ты не мог об этом знать.
Минуту они ехали молча. В машине было душно. Отработавший свое кондиционер не спасал от жары.
- А у вас есть дети, господин Грин? - спросил Бенсон, повернувшись к Грину.
- Нет, - ответил он.
- Вы многое теряете.
По бульвару Бархама они добрались до Голливудского шоссе.
- Господин Грин, у вас едва заметный акцент. Поскольку он практически неуловим, я не могу определить, откуда вы.
- Я из Голландии.
- Из Голландии? Я был там пару раз. Амстердам, Волендам, Маркен. А вы из какого города?
- Я родился в Гааге, но потом жил в десяти разных местах по всей стране.
- Мой отец тоже из Голландии, - сказал Кейдж. - Его звали Яп Каахман. После Первой мировой войны он переехал в Америку. А мой дед работал в кошерной мясной лавке в местечке под названием "Винтерсвяйк". Знаешь такое?
- Да, - ответил Грин. - Унылый уголок на востоке.
- Несколько лет назад я съездил туда и понял, почему дед так стремился оттуда уехать.
- Сколько вы уже живете в Голливуде? - поинтересовался Бенсон.
- Шестнадцать лет.
- Работы хватает?
- Сейчас трудные времена, - сказал Грин.
- А у кого они легкие? - спросил Кейдж, глядя в зеркало на противосолнечном козырьке и рассматривая волоски на своих ушах. - Ты в последнее время много снимался? - обратился он к Бенсону, не поворачиваясь к нему лицом.
- Нет, к сожалению, нет, - ответил Бенсон.
- Но ты действовал с умом и вкладывал свои барыши. А я нет, признался Кейдж.
Бенсон покачал головой:
- Джимми, у тебя обо мне явно ошибочное представление.
- Ну да, один только дом на Малхолланде тянет миллиона на три-четыре.
- Тот дом я уже давно продал.
- Так ты уже там не живешь? Прекрасный был дом, - сказал Кейдж.
- Задолженность по налогам.
- Мне бы твои заботы.
- Не говори так, Джимми.
- Флойд, ты не знаешь, что такое настоящие проблемы, - назидательно сказал Кейдж.
- Если вы соревнуетесь в том, кто глубже сидит в дерьме, то я тоже с удовольствием поучаствую, - заметил Грин.
- Господа, предоставим академикам в этом разобраться, - сказал Бенсон. - В любом случае, счет за сегодняшние напитки оплачиваю я.
- Мне всегда приятно слышать, как люди проматывают свое состояние. Кейджу не хватало такта, чтобы оставить Бенсона в покое.
- Это, как правило, довольно скучные истории, Джим.
- Но не для тех, кто живет в "Сант-Мартине", - не стесняясь, ответил Кейдж.
- Это в Голливуде?
- Да.
- Я снимался там дважды. Больше четверти века назад. Если там до сих пор так же отвратительно, как тогда, то я, пожалуй, действительно останусь при своих заботах.
- Я тоже живу в "Сант-Мартине", - признался Грин, словно хотел поддержать Кейджа в его явной нищете - как будто спать в пристанище для бедных без цента в кармане представляло собой нечто геройское.
- Ладно, господа, я угощу вас сегодня еще и ужином перед тем, как вы вернетесь к своим братьям по несчастью.
Бенсон замолчал на секунду. С шумом работали восемь цилиндров старенького "олдса".
- Я все потерял во время кризиса восемьдесят седьмого года, - вдруг открылся он.
- А у тебя много было? - тотчас захотел узнать Кейдж, словно стервятник.
- Прилично.
- И все потерял?
- Все.
- Боже, - прошептал Кейдж, обрадованный ответом.
Грин наклонился вперед и, слушая, прислонился к спинкам впереди стоящих кресел.
- Плохие консультанты? - спросил Кейдж.
- К сожалению, нет. Это было бы легче пережить. Нет, просто собственная слепая жадность. Многие тогда погорели, а некоторые полностью разорились. И я в том числе. Я активно вкладывал деньги в Японию и Юго-Восточную Азию. Я не обладал колоссальным состоянием, но его хватило бы мне еще на долгие-долгие годы. Развивающиеся рынки вскружили мне голову. Прибыли в сорок, пятьдесят процентов. Если бы так продолжалось хотя бы несколько лет, я стал бы миллионером.
- Ты и так им уже был, - сказал Кейдж.
- Да.
- Но ты разорился.
- Окончательно.
- На что же вы сейчас живете, если больше не снимаетесь? - спросил Грин, одержимый мыслями о еде, ночлеге, билетах на автобус и прачечных. За счет семьи?
- Семьи? - фыркнув, покачал головой Бенсон. - Нет, господин Грин. Я сам зарабатываю.
- Ты же только что сказал, что больше не работаешь, - заметил Кейдж.
- Не как актер.
- Почему?
- Кто будет сейчас писать роли для толстых стариков? Я не работаю, потому что для толстых стариков работы нет.
- А чем вы занимаетесь? - поинтересовался Грин.
- Я работаю электриком. Да, я стал простыми рабочим.
Джимми Кейдж в изумлении посмотрел на него:
- Электриком? Ты? Да у тебя "Оскар" дома стоит! Неужели нет никакой другой работы?
- Я не единственный безработный обладатель "Оскара". Владелец предприятия, куда я каждый день хожу, мной доволен. Он страстный поклонник нескольких фильмов с моим участием. У меня свободный график, да и платят неплохо. Не думаю, что он делает на мне деньги. Все, что я зарабатываю, он полностью мне выплачивает. Я для него своего рода талисман, так же, как для английских духовых оркестров козел или бульдог. Его зовут Бенни Зар. Персидский израильтянин. К счастью, действительно настоящий киноман. Бежал, когда к власти пришли фундаменталисты, для которых существует только одно "изображение". Когда они закрыли все кинотеатры, он бежал. Если господин Зар устраивает вечеринки, я всегда присутствую.
- Но разве человека вашего калибра не должна кормить его профессия? спросил Грин.
- Нет, господин Грин.
- Где ты сейчас живешь? - спросил Кейдж.
- Когда после уплаты налогов я вынужден был покинуть Малхолланд, маклер предложил мне дом в Сайта-Монике. Довольно хороший, на берегу моря, в двух шагах от магазинов - жизнь, как в деревне.
- А что с агентом?
- У меня больше нет агента.
- У меня тоже нет, - сказал Кейдж.
- А у меня тем более, - поддержал Грин.
- Партия неудачников, - подвел итог Кейдж, а затем спросил: Выпить-то у тебя дома что-нибудь есть?
- Виски. Водка. Думаю, немного.
- Давайте купим пару бутылок, хорошо? - предложил Кейдж.
Бенсон что-то пробурчал.
- Вот и славно. Так и сделаем, - сказал Кейдж.
Они следовали по направлению к Даунтауну, а затем, проехав немного по 110-й дороге, свернули на шоссе Санта-Моники, ведущему к восточной окраине США. Туда, где все мечты тонут в пучине Тихого океана.
ДЕСЯТЬ
По другую сторону от запруды Голливудского водохранилища, искусственного озера у подножия Голливудских Холмов, под ночным небом трепетали десятки тысяч огней, словно свечки на сквозняке. Над раскинувшимся в долине гигантским городом снижались с зажженными посадочными огнями самолеты, чтобы приземлиться потом в Лаксе, "Боинги-747", похожие на крохотных комариков, неслышные в беспрерывном гуле уличного движения, поднимающегося по склонам Маунт-Ли к Голливудскому знаку.
Если бы Грин внимательно прислушался, он уловил бы звуки миллионов людей - храпящих, занимающихся любовью, ссорящихся, шепчущих, дышащих - на фоне шума моторов автомобилей, холодильников, стиральных машин и кондиционеров. Там внизу заключали браки, лечили болезни, утешали детей, разбивали окна, распространяли вирус СПИДа, убивали, любили.
По дороге к дому Бенсона они заскочили в парочку баров, где изрядно выпили и вволю наболтались, в результате чего решили лично осмотреть Голливудский знак. Вместе они прожили в этом городе почти век, но никто из них не разу не удосужился исследовать его вблизи - установили они с хмельной ясностью. Была половина первого ночи.
Бенсон и Кейдж опустошили вдвоем бутылку виски. Грин воздержался, сделав лишь несколько глоточков для пробы - настоящий шотландский виски, купленный Бенсоном. Его мучила жажда, но кто-то должен был остаться трезвым, чтобы вести машину. Минуя Бичвуд и Малхолланд, он привез своих спутников наверх, и теперь они стояли на обочине дороги, огибавшей Голливудское водохранилище, над городом, на природе, в точке, где городская культура Лос-Анджелеса переходила в дикую природу Гриффита и парка Каюнга все, что осталось от первозданной пустыни.