– Извини, это Надя, – сказала Полина.
– Ладно, до связи, – кивнула Ирина. – Перезвонишь мне потом, как поговорите.
Полина вышла на кухню. Воздух струился в открытое окно, золотисто-янтарный закат наполнял улицы уютным духом летнего вечера, а Надя рыдала в трубке:
– Света...
– Что такое? – встревожилась Полина. – Что она опять натворила? Опять с кем-то целовалась?
– Она... Она разбилась! Самолёт упал...
Вот уж действительно – натворила. Хуже некуда.
*
Страшную новость Наде сообщила мама Светланы, как только девушка вернулась из похода. Не суждено было сероглазой лётчице ехать на соревнования: самолёт рухнул во время тренировочного полёта.
Но сквозь оглушительный крик, сквозь канонаду боли Надя услышала и другую новость:
– Надюш, она жива. Чудом каким-то, наверно, но жива.
С перепаханной снарядами, изрытой воронками душой Надя сидела на полу и, заикаясь, повторяла в трубку:
– Жи... жива?
– Да, Наденька. Она в реанимации уже неделю. Две операции было. И ещё будут, наверно. Травмы тяжёлые, черепно-мозговая – самая плохая... Врачи ничего не обещают.
Самолёт упал на деревья, Светлану выбросило из кабины. Наверно, это и спасло ей жизнь: обломки тут же загорелись. Спасатели успели добраться до неё раньше огня.
Звонок в дверь поднял Надю с пола. Она встрепенулась, встала и, шатаясь, как зомби, побрела в прихожую, а в следующее мгновение её уже обняли крепкие руки Полины.
– Ну, ну, солнышко... Крепись. Держись, родная...
– Она жива, – выдохнула Надя.
Полина смотрела на неё непонимающе.
– В смысле? Она выжила в крушении?
– Да...
– Ох...
Вздох вырвался у обеих. Руки Полины держали Надю, как надёжная опора, иначе она соскользнула бы на пол снова.
Через сорок минут они были уже в больнице, но к Светлане не пускали даже родственников. Больничный коридор протянулся гулким тоннелем, в котором Надя тонула, а в световой точке в его конце её кто-то ждал... И смотрел укоризненно: «Ты же обещала быть моим ангелом... Обещала не покидать».
Усталой медсестре на посту было не впервой видеть слёзы. Скорчившуюся на холодном линолеуме Надю подняли руки Полины.
– Солнышко, не надо. Давай, вставай потихоньку... Присядь сюда, моя хорошая. Не надо на полу лежать.
Их так и не пустили в палату. Надя была готова хоть сутки, хоть неделю, хоть месяц ждать здесь – ждать, пока Светлана не появится в коридоре в своём лётном комбинезоне и не скажет с улыбкой и ямочками на щеках: «Это ошибка, всё хорошо, у меня ни царапины. Это другой лётчик пострадал».
«Не покидай меня никогда, ладно? А то я без тебя пропаду».
Ещё две недели прошло, как в бреду. Не здесь, не на земле была Надя – витала между тем и этим царством вместе со своим Светлячком, которого что-то задержало на пути в небо, Кто-то невидимый и могучий снял его с райского рейса, но душа бродила в аэропорту, не зная, то ли домой ей отправляться, то ли брать билет на другой рейс. Надя глотала таблетки от головной боли, запивая их кофе. Ибупрофен с кофеином старались, как могли. Как она при этом ещё умудрялась работать – одному богу лётчиков известно. Ему она и молилась – богу облаков и ветра. Наверно, на работе включалась какая-то другая Надя, состоявшая из набора функций, из программы действий, из планов, записанных в клетчатой тетради.
Облетал календарь, как осенние листья – вот уже и август подходил к концу. Бабушка закатывала в банки яблочное повидло, и сад сочувственно шелестел, соболезнуя Надиному горю. Бабушка знала, что случилось, но едва ли сказала об этом хотя бы пару слов. Но Надя всё равно чувствовала её поддержку – в тарелке драников, в наставлении, как готовить повидло, как солить огурцы. А потом позвонила Наталья Михайловна, мама Светланы.
– Надя... Светочка уже несколько дней как пришла в себя, тебя зовёт. Я, конечно, всё это никогда не одобряла... В смысле, такие отношения. Но она только и твердит: «Надя, Надя, позовите Надю». Сначала ангела какого-то звала, а потом выяснилось, что тебя.
Обливаясь тёплыми слезами, Надя ехала в тарахтящем «пазике» триста двадцать восьмого маршрута – у пыльного, мутноватого окна. Переступив порог больницы, она почти столкнулась с Викой, которая растерянно бродила по коридору, и сердце сразу пожухло, будто схваченное заморозками. Оставшись незамеченной, Надя выскользнула из здания.
– Надя, ты где? – волновалась Наталья Михайловна. – Что-то случилось? Ты обещала, что придёшь, а тебя всё нет и нет...
– Простите, я не смогу сегодня прийти, – сквозь едкий ком в горле прохрипела та.
Она тряслась в другом «пазике» обратно – домой.