— Вы прыгаете, как петух, по Шалонскому полю, только не кричите кукареку, — смеясь, говорили одни.
— Может быть, вам можно помочь? — ласково спрашивали другие, и в такие минуты хотелось погибнуть самому, тут же с нервно подпрыгивающим аэропланом.
Тентенников, хитро щуря глаза, подсмеивался над ним и начал неожиданно называть по имени и отчеству.
— Так-то, Глеб Иванович, — ухмылялся он, — летаем, значит, Глеб Иванович. — И нельзя было понять, радуется Тентенников его неудачам или хочет развеселить приятеля неуклюжей искренней шуткой.
И все-таки Тентенников был единственным человеком, с которым Победоносцев разговаривал по вечерам.
Однажды утром Победоносцев получил телеграмму из Парижа. Быков извещал, что благополучно закончил свои дела и в ближайшие дни возвращается в Россию.
— И я с Быковым уезжаю, — промолвил Тентенников, — надо будет и тебе прокатиться в Париж. Загорский просил зайти к нему…
— Обязательно ли и мне? Ведь мне с вами рядом и делить нечего. Какой я авиатор?..
— Глеб Иванович, — ответил укоризненно приятель. — Глеб Иванович… — Глаза его сразу стали сердитыми, маленькими.
После обеда Победоносцев снова сел в свой аэроплан.
— Так, так, — одобрительно сказал мсье Риго, — скоро полетите с моим помощником.
Победоносцев обрадовался и решил в этот день больше не заниматься.
Впервые за много недель он спокойно спал в ту ночь. Проснулся в полдень. Кто-то дергал его за руку.
— Кто тут?
— Это я, что же вы не узнаете старых товарищей? Нехорошо, очень нехорошо! А я приехал прощаться с друзьями. Завтра уезжаю на родину…
Победоносцев вздохнул. Он давно со страхом ждал этой минуты, но теперь, когда стало ясно, что разлука с Быковым неизбежна, вдруг загрустил.
— Жаль, очень жаль расставаться с вами. Знаете ли, страшно думать, что все бывает в жизни только однажды, и никогда больше не повторятся наши встречи на аэродроме, первые мои прыжки по летному полю, вечера в кафе… И потом, если придется снова вернуться сюда, невольно будешь смотреть на свое прошлое как на пережитое в чьей-то чужой и непонятной жизни…
— Напрасно вы так много философствуете. Впрочем, в вашем возрасте подобные рассуждения еще простительны… А я к вам по делу…
— Пожалуйста…
— Сегодня вечером вместе поедем в Париж. Получив первый приз на трех состязаниях, я заработал на машину. Хочу купить здесь какой-нибудь аэроплан подешевле и нанять на полгода механика. Вы мне поможете? У вас, судя по прошлому разу, рука легкая!
— С удовольствием поеду.
В ресторане они увидели мсье Риго. Он сидел за столиком с высокой женщиной, черноволосой, с круглыми совиными глазами.
— Уезжаю, — сказал Быков, — прощайте, мсье Риго.
— Как, — притворно огорчился профессор, — уже уезжаете? Надеюсь, мы останемся друзьями. А мсье Ай-да-да?.. Но вы-то, мсье Победоносцев, не отчаивайтесь… Скоро начнем полеты.
— Кстати, — сказал он через несколько минут, подходя к столу, за которым сидели Быков и Победоносцев, — я хотел познакомить вас с моей женой. Познакомьтесь, — моя жена, русские летчики…
Мадам Риго надменно улыбнулась и, свистя, — у неё не было передних зубов, — промямлила что-то. Мсье Риго вдруг прослезился.
— Как мне жаль расставаться с вами… Если только смогу, я обязательно приеду, мсье Быков, провожать вас.
Вечером Быков и Победоносцев на омнибусе уехали из Мурмелона. Селение уже спало. На небе не было ни облачка. Дул сильный ветер. Крупные яркие звезды мерцали в высоте. Победоносцев смотрел вверх, и все его радовало — и сквозное небо, и крупные звезды, и неуловимое розоватое сияние луны. Ему хотелось ни о чем не думать, ничего не вспоминать и только видеть высокое, манящее небо.
— Когда, наконец, люди смогут летать и ночью? — спросил он Быкова.
Поздно ночью они приехали в Париж.
На следующее утро, в девятом часу, не выспавшись и не отдохнув с дороги, отправились на авиационный завод. Быков был задумчив и сосредоточен. Победоносцев тоже старался молчать.
На заводе Быков повеселел и начал подшучивать над Победоносцевым, растиравшим грудь кулаком левой руки.
— Простуда? Чахотка? Может быть, грустите?
— Да нет, что вы… Просто волнуюсь…
Они долго ходили по заводу. В громадном зале с высокими настежь распахнутыми окнами на рамах для крыльев висела прорезиненная материя. Рабочие, скорчившиеся над рамами, были похожи издали на портных. Высокий господин в щегольском костюме подошел к Быкову, поздоровался с ним как со старым знакомым и предупредительно сказал: