Она задремала, В доме было очень тепло, даже жарко от печки. Только в приоткрытое окно чуть-чуть задувал свежий ветерок. В оконную створку легонько стукнула вишневая ветка. Зелда прислушалась. Еще стук. Зелда вскочила и, как была, босиком, выбежала во двор.
— Шефтл! — крикнула она, вглядываясь о темноту, Но Шефтла на было. В небе стояла одинокая бледная луна и, словно застыв от испуга, смотрела вниз, на хутор.
«Так поздно, а его все нет», — забеспокоилась Зелда, Она постояла, ожидая, не донесется лис дороги скрип двуколки и ржание лошади. Но слышно было только, как лягушки квакают в камышах за плотиной да трещат кузнечики.
«Хорошо еще, ночь светлая, — думала Зелда, — веселей ехать. Видно, где горка, где яма, где мостик через канаву… Тссс… будто бы колеса стучат?… Нет, показалось…»
От усталости Зелду знобило. Она вернулась в дом. За печкой похрапывала свекровь, на одной кроватке спали девочки, Эстерка и Тайбеле, на другой — Шмуэлке, просунув ноги сквозь прутья, рядом, на составленных стульях, — Курт. Все дышало тишиной, спокойствием. И Шолемке спит, раскинув ручки, рубашонка задралась, совсем раскрылся… Зелда укрыла маленького, качнула колыбельку, стоявшую около новой двуспальной кровати — постель с откинутым одеялом и двумя взбитыми подушками в изголовье уже ждала хозяина, — пошла к комоду взглянуть на часы. Они были ей особенно дороги, — Шефтл получил их от колхоза к Октябрьским праздникам. О господи… Так поздно. Она скова вышла во двор, постояла, растерянно озираясь, около завалинки. Если бы он сказал, что задержится, она бы не беспокоилась. Но он не предупредил. Да и какие у него в Гуляйполе могут быть вечером дела, ведь завтра воскресенье… Зелда снова взглянула на часы — скоро час ночи.
Тихо ступая по траве, застилавшей глиняный пол, Зелда подошла к колыбели — покачала, потом к Курту — поправила одеяло. «Чем бы заняться?» Снова подошла к окну, прислонилась головой к косяку, вглядываясь в темноту, прислушиваясь к каждому звуку. Но не видно было двуколки, не слышно было стука копыт.
Где же он? Почему не предупредил, что задержится?
Когда стрелки часов показали два, Зелда, забыв об упреках, простила уже Шефтлу все и с тревогой думала лишь об одном — живым бы вернулся. Он ведь и прошлую ночь не спал, провозился в степи с тракторами, днем вздремнуть не удалось, уехал усталый, могло сморить в дороге… И в воображении Зелды вставали картины одна ужаснее другой: навстречу двуколке мчится грузовик… Шефтл спит, не успевает свернуть… обливаясь кровью, лежит на земле…
В кроватке всхлипнул Шмуэлке. Зелда, едва переставляя ноги, шагнула к нему.
— Папа приехал? — спросил спросонья.
— Нет еще… спи, — тихо ответила Зелда. — Когда приедет, разбужу.
— А почему еще не приехал?
— Едет он, едет… — голос ее дрожал.
— А почему так долго?
— О господи, чего тебе-то от меня нужно! — Зелда отошла к окну. Так и стояла она, пока не рассвело.
Когда Элька скрылась в темном переулке, Шефтл еще долго смотрел в ту сторону, прислушиваясь к легкому стуку ее каблучков. Наконец звуки стихли. Он словно очнулся; озабоченно взглянул по сторонам, закурил, жадно затянулся, прошелся взад-вперед по мосту, затем свернул на длинную, обсаженную деревьями улицу, что вела к центру, к Дому колхозника.
Было поздно. В домах давно погас свет, темно, тихо, пусто на улице. Лишь из одного окна падала на низенький вишенник бледная полоска света и слышался негромкий чистый голос скрипки.
Шефтл шел медленно, словно боясь спугнуть что-то очень близкое и дорогое. Он думал об Эльке. С нежностью и вместе с тем — с болью. Немало пришлось пережить за эти годы. Единственный брат погиб в боях с японцами, ни отца, ни матери. А муж постоянно в командировках. И впрямь нелегко ей одной с ребенком, совсем нелегко…
Было около двух ночи, когда Шефтл, усталый, подошел к Дому колхозника. Ворота в огромный пустой двор были распахнуты, бригадиры давно разъехались, оставив крепкий запах дегтя, свежего сена и подсыхающего конского навоза.
В стороне одиноко стояла двуколка Шефтла. Шефтл подошел к ней — домой, скорее домой! Он уже направился было за своим гнедым, но вспомнил, что не рассчитался с комендантом за постой, и поспешил в контору. Коменданта на месте не было. Сторожиха сказала, что он давно ушел и будет часам к четырем.