— Шефтл, — позвала она тихо. Он молчал.
— Шефтл, — повторила она.
— Ну чего?… — ответил он недовольно.
— Тебе не низко? Может, дать тебе еще маленькую подушечку?
— Не надо.
— Может, съешь чего-нибудь?
— Спи. Не хочу. — И повернулся к ней спиной. Шефтл вздохнул. Никогда она еще к нему так не приставала. Ему было тяжело и противно, а почему — он и сам не знал. Он не мог с ней разговаривать. Плохо, конечно, особенно сейчас, но он ничего не мог с собой поделать, Ему хотелось одного — тишины.
О чем он думал? Только вчера он был в это время в Гуляйполе, сидел у Эльки в комнате, потом стоял с ней на мосту, и ни он, ни она даже не подозревали, как им хорошо, какие они счастливые. И не только они — все… Все люди без исключения, даже те, которые думали, что несчастливы. И вот прошли одни сутки — и все перевернулось. Сегодня он еще здесь, дома. Но надолго ли? Когда такая война, нельзя отсиживаться дома…
— Ну, Шефтл, — вновь попросила Зелда. — Ты же со мной еще и не поговорил толком. Как это было? Ты когда выехал из Гуляйполя, еще ничего не знал?
— Не знал.
— А что было на совещании? Иващенко ты видел?
— Давай спать, — огрызнулся Шефтл.
— Почему ты не хочешь со мной разговаривать?
— Ну, не видел, не видел, — ответил Шефтл, еле сдерживая раздражение. — Не было Иващенко.
С минуту он колебался, — может, сказать ей про Эльку? — но раздумал, закрыл глаза и ровно задышал, как будто засыпая.
Зелда, затаив дыхание, лежала рядом. Через некоторое время она услышала, как Шефтл похрапывает.
— Спи… Спи, дорогой, — прошептала она.
А Шефтлу снилось, что он и Элька сидят друг подле друга в его двуколке и гнедой стремительно несет их в гору. Элька держит вожжи, она правит и отчаянно погоняет коня. А вокруг цветут маки, высокие красные маки, и от этого красным кажется поле, красной кажется балка, и косогор, и даже небо. Дорога все круче поднимается в гору, Элька гонит коня, хлещет вожжами, и вдруг Шефтл слышит чей-то крик. Он оборачивается. Это Зелда. Бледная, босая, она бежит за двуколкой и плачет, кричит, просит ее подождать, но Элька еще сильнее гонит коня, и двуколка несется еще стремительнее, едва касается колесами земли…
Шефтл хочет сказать Эльке, чтоб она остановила лошадь, но не может выговорить ни слова. Он хочет соскочить на землю, но в эту минуту над головой, как бомба, разрывается бутыль с вишневкой и рассыпается по дороге огненными осколками. Зелда падает, поднимается, снова бежит, но Курт стреляет в нее из пугача. Она хватается за сердце и стремглав катится вниз. А внизу вода… Вот-вот она упадет в ставок и утонет.
Шефтл тяжело дышит, что-то кричит во сне. Зелде едва удается его разбудить.
— Шефтл… Что с тобой? Шефтл?
— А? — он с трудом открывает глаза и растерянно оглядывается.
— Тебе что-то снилось… Сплюнь через левое плечо. Ну, сплюнь же…
Он садится, напряженно морщит лоб и сплевывает.
— Ну что, Шефтл? — спрашивает встревоженная Зелда. — Что тебе снилось?
Он молчит, тяжело дышит и молчит.
— Что с тобой?… А?
— Ничего, — бурчит он и вдруг обнимает ее. Зелда прижимается к нему.
«Хорошо еще, что она меня разбудила», — думает Шефтл.
На душе у него тяжело. Он старается забыть о своем сне, гладит Зелду по голове, потом наклоняется и, закрыв глаза, целует ее.
— Спи, Зелда, спи…
С минуту Зелда лежит неподвижно, не дыша. Потом погладила его небритую щеку.
— Что будет, Шефтл? Такая война…
— Что со всеми, то и с нами. Время покажет… Спи.
И Шефтл засыпает, но Зелде не спится. Ей страшно, и хочет заснуть, да не может. Перед глазами — сегодняшние проводы у плотины. Она видит перед собой совсем еще молоденьких солдаток, заливающихся слезами, видит большой балаган, столы, заставленные блюдами с едой, к которой никто не притронулся, и Додю Бурлака в его праздничном сюртуке, и Хану… и Нехамку, как она бежит за подводами и кричит что-то Вове. И все это натворил Гитлер, думает Зелда и вспоминает об Эльзе: «Умерла Эльза… Нет Эльзы…»
Зелда закрыла глаза, повернулась па бок. Послышался тихий плач. Она осторожно, стараясь не разбудить Шефтла, поднялась, прислушалась.
Плакал Курт.
— Чего ты? — спросила она, наклонившись над мальчиком, и погладила его по голове.
— Я не виноват… Это не я разбил… Хочу к маме, — лепетал он, глотая слезы.
Зелда сама едва не расплакалась от жалости.
— Ну конечно же ты не виноват… Спи, мой мальчик, спи. Не надо плакать. Ты ведь знаешь, что я тебя люблю…
Она укрыла его простыней и снова погладила по голове.