— Вы хоть знаете, куда едете, — сказала Элька, вздохнув.
— Да, конечно. Нас уже ждут. Монтаж завода на полном ходу. Не позднее чем через месяц мы должны начать выдавать продукцию фронту… А вы куда предполагаете направиться из Новороссийска?
— Пока ничего не предполагаю, просто еще не знаю.
— Если хотите, вы можете поехать с нами, — быстро предложил Левандовский. — И знаете, это хорошая мысль. Одной ведь трудно, очень трудно… А с нами, с заводским коллективом, вам будет легче во всех отношениях. Не придется таскаться с ребенком по вокзалам — ведь на поезд сесть трудно. В Новороссийске мы получаем эшелон, уже есть распоряжение. Доедем до самого Кустаная. Ну, а там… Думаю, что найдется и работа, и жилье… Как со всеми будет, так и с вами.
— Но ведь я не имею никакого отношения к вашему заводу, — задумчиво отозвалась Элька.
— Ну так будете иметь, не беспокойтесь. Это я беру на себя. Это даже мой долг, если хотите знать. Заехать вы можете к нам. Моя жена получила там комнату.
— Зачем я буду вас стеснять…
— Ничего вы нас не стесните. А если и придется потесниться, так скажите, пожалуйста, кто с этим считается в такое время? Ведь и моих, пока они не получили жилья, приютили люди. Пусть это все вас не смущает. Моя жена будет вам рада, увидите. Она у меня славная. Любит людей. И ребятишкам лучше будет вместе… Значит, договорились? Едете с нами?
— Мне еще надо подумать.
— Что ж, подумайте.
— Утром я вам скажу. Помолчали.
— Вам не холодно? — спросил Левандовский, видя, что Элька поежилась и застегивает свой жакет.
— Нет, ничего.
Погода менялась. Откуда-то налетел северный ветер, нагнал тучи. Море почернело и заволновалось.
— Хотите, я вам принесу из трюма что-нибудь теплое?
— Спасибо, не надо, — мягко отказалась Элька. Заботливость этого человека, внимание, которого она так давно была лишена, чрезвычайно трогали ее. — Не слушали вечернюю сводку?
— Слушал. В кают-компании.
— Ну, ну, и что передавали?
— Одесса держится… Ожесточенные бои на Вяземском и Брянском направлениях… — невесело перечислял он. — Вы знаете, у меня сердце падает, — вырвалось вдруг у него, — когда я думаю, что Гитлер всего в нескольких сотнях километров от Москвы…
— До Москвы он не дойдет, — тихо сказала Элька… — Вы думаете? — он посмотрел на нее с такой надеждой, как будто все теперь зависело от ее ответа.
— Уверена в этом. Под Москвой Гитлер шею себе поломает. Вот увидите! Верно сказано: наше дело правое, мы победим. И так будет.
— Но когда?
— Будет.
— И придет время, когда мы на корабле, на этом или каком-нибудь другом, будем возвращаться домой?
— Непременно.
Они еще долго стояли и разговаривали. Собственно, говорил больше Левандовский. Рассказал, что, как только началась война, он подал заявление в военкомат, хотел идти на фронт, но ничего не вышло. Не пожелали снять с него броню. Он до сих пор мучается этим, хотя и понимает, конечно, что специалисты заводу нужны, особенно теперь, когда надо работать для фронта…
— А все-таки… Я вот и теперь думаю — может, все-таки… Ну, хватит… — перебил он себя. — Вы, должно быть, уже спать хотите.
— А который час?
— Уже больше двенадцати.
Элька наклонилась к Свете, которая разметалась во сне, и поправила на ней одеяло.
— Чудесная у вас девочка, — с искренним восхищением сказал Левандовский. — Мои тоже славные, очень славные ребята, но ваша какая-то особенная.
— Особенная, — повторила Элька, не скрывая радости. — Конечно, особенная, — прибавила она ворчливо, — потеряла с ноги сандалию и даже не заметила.
— Где же это?
— В Ялте, должно быть, в порту.
— А других башмачков у нее нет?
— Утром сошью ей пару тапочек. Думаю, что успею. Мы когда должны быть в Новороссийске?
— Точно не скажу, но, по-моему, в полдень будем на месте, — медленно ответил Левандовский.
Он смотрел не на Эльку, а на облачное небо, к чему-то прислушиваясь.
Элька тоже подняла голову. Откуда-то сверху слышался невнятный гул. Через минуту она увидела крохотную светлую точку, которая сквозь разорванные облака опускалась к ним.
— Самолет? — спросила Элька с тревогой.
— Да… самолет.
У Эльки дрогнуло сердце. Ей вспомнилась страшная история, которую рассказывали не то в порту, не то уже здесь, на палубе, она уже и не помнила где. О том, как несколько дней назад неподалеку от Севастополя фашистский самолет сбросил бомбу на пароход и утонуло несколько тысяч пассажиров.