С шумом и ветром промчался встречный поезд. Когда он пролетел мимо, вдалеке показался поселок. Вскоре эшелон остановился у маленького пустого полустанка. Алексей соскочил на деревянную платформу и, придерживая на груди орден, побежал к теплушке. Шефтл уже махал ему оттуда. Когда Алексей подбежал, он протянул ему руку и помог взобраться на высокую ступеньку.
— А я уж думаю, куда это делся мой попутчик, где загулял… Скажите, — спросил Шефтл негромко, — ваша фамилия Орешин? Я не ошибаюсь?
— А что?
— Пойдемте лучше туда. Присядем, — и Шефтл шагнул в дальний угол вагона, где никого не было.
Сели. Шефтл помолчал, словно прислушиваясь к стуку колес, потом нерешительно заговорил:
— Я вас ждал, ждал, думал, вы уже не придете… Я хотел… может, это и не так, но… Мне кажется, я вас знаю… то есть не вас, только… Вы ведь Орешин? Алексей Иванович? Так?
— Да. Именно так. — Алексей внимательно посмотрел на Шефтла, стараясь припомнить, при каких обстоятельствах они могли видеться. — Откуда вы меня знаете?
— Да нет, не вас, а… Вы ведь говорили, будто жили в Чите? — лишний раз хотел удостовериться Шефтл.
— Да, жил. Жил в Чите. — И были в Гуляйполе?
— Совершенно верно.
— А… дочь вашу случайно не Света зовут? Алексей побледнел и встал.
— Вы видели мою дочь?
— И ее видел, и жену вашу.
— Давно?
— Трех месяцев не будет. Перед уходом на фронт. Я был у них в Гуляйполе и могу передать вам живой привет…
— Когда? Когда вы их видели? — взволнованно воскликнул Алексей.
— Воздух! — вдруг послышался крик.
Началась суматоха. Шефтл и Алексей, схватив автоматы, вместе с остальными устремились к распахнутой двери. В небе чернело несколько «юнкерсов». Они приближались, они летели сюда. Локомотив настойчиво свистел, предупреждая об опасности.
Красноармейцы с ружьями и автоматами в руках, толкаясь в дверях теплушек, спрыгивали на желтую песчаную насыпь.
Шефтл, соскочив вслед за Алексеем, скатился под насыпь, быстро вскочил на корточки и поискал глазами попутчика. В эту минуту земля под ним содрогнулась — где-то неподалеку взорвалась бомба.
Красноармейцы пустились бежать к ближнему лесу Втянув голову в плечи, Шефтл устремился туда же. Ему казалось, что справа в нескольких шагах от него бежит Алексей. Однако в лесу Алексея не было видно.
«Юнкерсы» бесновались. Около железнодорожных путей взорвалась вторая бомба, затем еще одна.
— Огонь! По фашистским стервятникам огонь! — раздалась чья-то команда.
В ту же минуту лес огласился звуками беспорядочной пальбы.
Сбросив еще несколько бомб, «юнкерсы» повернули на запад и исчезли из виду.
Локомотив, выдыхая клубы белого пара, свистел, торопил поскорей занимать места в теплушках.
Красноармейцы подбирали раненых и вносили в вагон, откуда уже доносились сдавленные стоны. Убитых, одного за другим, укладывали в последнем вагоне.
Шефтл с озабоченным видом бежал вдоль эшелона, заглядывал в теплушки, искал Алексея Орешина. Вдруг у него упало сердце, ему показалось, что в последний вагон вносят Алексея. Шефтл припустил было туда, но тут поезд тронулся, и он бросился назад, едва успев вскочить в теплушку.
А бурьяновцы на своих тяжело нагруженных подводах ехали и ехали по Мариупольскому шляху. Все уже изрядно устали. Сидели тесно, локтем к локтю или спиной к спине, ни растянуться, ни повернуться. Счастлив был тот, кому удавалось, кое-как умостившись, ненадолго заснуть. Женщины кричали на детей, бранились между собой. Причин для этого было предостаточно. Кое-кто с горькими вздохами жаловался на судьбу господу богу, проклиная последними словами Гитлера с его матерью-ведьмой которая родила его в недобрый час на горе всему миру.
На первой подводе ехал, как положено, председатель колхоза Хонця, вместе с ним Нехамка, еще очень слабая и бледная. Там же сидели Катерина Траскун и почтальон Рахмиэл со своей старушкой. Вещей на этой подводе было совсем немного.
На другом возу разместились Додя Бурлак, его жена Хана, глухая девяностосемилетняя прабабка Ципойра о которой между собой говорили: «Старуха, должно быть, забыла помереть», и две невестки с детишками — Ксеня с трехлетней дочкой и Лея-Двося со своим вечно исцарапанным Зузиком.