— Фантазер, — ответила Айями ему в тон.
— Правду говорю. У нас на фронте было развлечение — держать пленных в клетках. Правда, гады бились до последнего издыхания, предпочитая смерть. Зато уж если удавалось живьем схватить, мы воспитывали их по полной программе.
— И? — похолодела Айями.
— Что "и"? Клетки — они для зверей. Тех сажают на цепь, наказывают и бросают объедки.
— Неправда!
Не может быть. Гордость не позволила бы Имару терпеть унижения. И господину А'Вечу. И В'Аррасу. И другим даганнам. Нет причины, которая бы сломила их дух. Или есть? Наверное, пытки — изощренные и безжалостные. Нет уж, лучше хику, чем истязание тела и духа. Неужели амидарейцы способны на бесчеловечные и жестокие поступки?
— Защищаешь гадов? — прищурился Айрамир. — Думаешь, они честнее и справедливее нас? Они вытворяли такое, что и в кошмарах не приснится. Я бы рассказал, да тебя вырвет.
— Прекрати! — осадила Эммалиэ. — И мы хороши, и они. Но когда-то нужно остановиться.
— Мы начали войну. Из-за наживы! — воскликнула Айями.
— Нет, даганские сволочи первыми напали на нас, — ответил убежденно парень. — Перешли ночью границу и подло атаковали спящие города.
Айями посмотрела беспомощно на соседку. Чья правда правдивее?
— Не пойму, ты им сочувствуешь, что ли? Твой муж погиб на войне. Мой отец и брат убиты от рук гадов, которые ходят по улицам твоего города как у себя дома. А ты проснешься завтра утром и пойдешь на работу, и будешь перед ними пресмыкаться. И так изо дня в день. А они будут похохатывать, вспоминая, как пытали твоего мужа перед смертью. Как выкололи ему глаза, как раздробили кости на ногах, как отрезали ему…
— Хватит! — прикрикнула Эммалиэ. — Не желаю об этом слушать!
Некоторое время они молчали, занявшись каждый своим делом. Айрамир поменял лучину, бросив обгоревшую щепу в топку печи.
— Даганны живут в согласии с природой и черпают из неё силы, — неожиданно подала голос Эммалиэ. — Издавна они считались кочевым народом. Охотники, скотоводы… Но есть и земледельцы. Так что ритуальные танцы у костра — не пережиток, а древняя традиция. Даганны верят в духов и в бесов.
— Я же говорил, одичалые недоноски, — буркнул юноша, обстругивая последнюю чурку для кровати.
— Кочевники на машинах, — хмыкнула Айями.
— Так оно и есть, — согласилась Эммалиэ. — Лет тридцать назад Даганния была малоразвитой страной. В нашем понимании, конечно же. Думаю, даганнов вполне устраивала их жизнь. А вот наше правительство — нет. Точнее, Амидарее не давали покоя запасы месторождений на территории варварской страны. И тогда наше руководство, установив добрососедские отношения, взялось за техническое развитие Даганнии. Помогало с индустриализацией в обмен на природные ресурсы.
— Но почему отношения прекратились?
— Из-за глупости и завышенного самомнения амидарейцев. Нужно относиться с уважением к обычаям чужой страны, пусть она отсталая и дикая. А у нас в народе гуляли анекдоты о примитивности и тупости даганнов. На одном из приемов наш министр высказался скабрезно о консуле Даганнии. На эту тему родилась байка, будто бы министр, зажав нос, сказал: "Что-то смердит сегодня навозом". Над его шуткой посмеялись, а даганны оскорбились и объявили о разрыве дипломатических отношений. Враз и недолго думая. Наше правительство поначалу отреагировало снисходительно, мол, дикари никуда не денутся. А потом забегали. И извинялись, и призывали к сотрудничеству, и угрожали, а даганны — ни в какую. Выдворили амидарейских дипломатов из страны и закрыли границу. Вроде как продемонстрировали характер. Наше руководство тоже обиделось. В развитие отсталой страны вложили достаточно денег, а даганны отказались возвращать инвестиции. С тех пор меж нашими государствами глухая стена. Словно бы и нет соседей на юге, лишь степи и горы.
— И правильно! — воскликнул Айрамир. — Так им и надо, вонючим приматам. Пусть знают свое место.
Кто бы говорил, — фыркнула Айями. Из ненавязчивых наблюдений она вынесла, что чужаки чистоплотны, а порой чересчур требовательны к чистоте и порядку.
— Я помню даганнов, они приезжали в городок при нашем гарнизоне. Обменивали меха и кожи на продукты… В роскошных шубах, в мохнатых шапках и сапогах. Чем зажиточнее даганн, тем богаче одежда. Руки в золотых перстнях, а в ухе — серёжка… Приезжали на внедорожниках, которые поставляла Амидарея. Мы пялились на чужеземцев как на сказочных великанов, а дети показывали пальцами… Даганны были высокими, бородатыми, с экзотичной внешностью. У безбородых лица измазаны грязью. Позже-то нам объяснили, что это клановые татуировки, которые не смываются ни водой, ни мылом. Тогда мне было столько же лет, сколько сейчас тебе, Айями. Стояли мы с подругами в сторонке и переговаривались, обсуждая рост, фигуры, лица. Думали, даганны — необразованные дикари и не моются месяцами. Тут один из варваров обернулся и сказал: "Нравлюсь, значит? Пойдешь ко мне женой?" На внятном амидарейском, хотя и с акцентом. От изумления у меня дар речи пропал. А сослуживец мужа велел нам уйти и не показываться чужакам на глаза. Мол, если кому из даганнов понравится женщина, её выкрадут, и никакие засовы не спасут. Увезут в Даганнию, и прости-прощай, родина. Запугивал он, конечно. Мы для чужаков — на одно лицо, как и они для нас.