Аффаит* — особый сорт угля, обладающий высокой теплотворной способностью.
30
"Как упрек на щеке слезинка.
— И умираю.
Нежат лаской опаловы очи.
— И воскресаю.
Я — твой верный оруженосец".
Популярный амидарейский поэт и признанный мастер нерифмованных пятистиший Лекисель писал о великой любви и о своей милой, ставшей ему музой. И о ранней седине из-за потакания бесконечным капризам ненаглядной.
Айями тоже умирала и воскресала, но от страха. Как на качелях: вверх — вниз, вверх — вниз. Язык стал неловким, слова — невнятными. Взгляд метался по сторонам, избегая господина подполковника, и застывал в одной точке. На выщерблинке у края столешницы.
Пугала непредсказуемость. И тяжелый взгляд А'Веча.
Айями ощущала себя мышкой, загнанной котом в угол, хотя господин заместитель не гонял жертву по помещению, а сидел за столом, поигрывая пальцами, сцепленными в замок. Угрюмость хозяина кабинета давила, заставляя втягивать голову в плечи. Айями давно бы распласталась на полу, если бы не стул, на котором она устроилась. И лихорадочно вспоминала, в чем могла провиниться.
— Хочешь что-нибудь сказать? — спросил господин А'Веч грозно.
Кто? Айями?! Нет-нет, и для пущей убедительности помотает головой. Разве не видно, что меньше всего она жаждет болтать по душам? Тем более, душа сейчас находится где-то в районе пяток.
— Я знаю твой секрет, — произнес А'Веч. — О тебе и… о нём, — добавил, помедлив.
Сказал и впился взглядом, следя за реакцией.
На что он намекает? И на кого? Конечно же, на Айрамира! Господин подполковник узнал, что Айями укрывает паренька!
Что делать, что делать? Падать в ноги к А'Вечу и умолять. Плакать, хватаясь за брючину. Стану вашей рабой… Сделаю что угодно, лишь бы не разлучали с дочкой…
— П-простите, так получилось, — выдавила Айями через силу. — Это моя вина.
Видимо, её щеки стали белее снега, потому что мужчина успокоил с кривой усмешкой:
— Не бойся, не трону тебя.
Наверное, она ослышалась. Её прощают?!
— Спасибо, — пробормотала Айями неверяще и промямлила дрожащим голосом: — А… что будет с ним?
Господин А'Веч смотрел с мрачной ухмылкой и молчал. Как он узнал о парнишке? Проще простого. Потому что кто-то донес. А глупая, наивная Айями верила в своих соотечественников. Верила, что солидарность не угасла в сердцах амидарейцев.
Значит, просчиталась. Как и Эммалиэ. Старая и молодая — две самоуверенные дурочки, потерявшие чувство страха.
— И его… не трону, — ответил господин подполковник после паузы, показавшейся вечностью.
Вспотевшие ладони сжали платье в складки. А сердце отказывалось верить услышанному, выскакивая из грудной клетки.
Наверное, господин А'Веч принял донос к сведению и дал указание навести справки. И понял, что амидареец, скрывающийся у переводчицы, — самоуверенный и хвастливый мальчишка, неспособный на разбой и зверское убийство.
— Премного вам признательна, — в глазах Айями выступили слезы, дыхание сперло от обуревавших чувств. — Спасибо… спасибо…
Нужно поставить свечку в храме за благородство А'Веча. Сегодня же вечером. Ради такого случая грешно жмотиться.
Айями прижала руки к груди.
— Чем я могу вас отблагодарить? Только скажите — всё сделаю.
— И этого довольно. Ступай, — махнул он рукой… устало? разочарованно?
Айями летела на второй этаж как на крыльях.
— Случилось что-то хорошее? — улыбнулась Мариаль, заразившись веселостью Айями.
Та схватила девушку за руки и закружила по комнате.
— Случилось, случилось!
Теперь Айрамиру не нужно прятаться. Он может открыто ходить по улицам, не боясь патрулей. Волшебные слова: "По велению господина А'Веча" станут пропуском для паренька и защитой для Айями.
Поистине чудесный день! Айями торопилась домой, вызывая счастливой улыбкой недоумение прохожих, но вдруг вспомнила: кто-то из них — предатель. Тот, кому хватило совести сдать беглеца оккупантам. За жратву или за иные посулы. Или из страха. А победители в лице господина подполковника оказались порядочными и пошли навстречу беглецу, живущему на нелегальном положении.
И ни на миг не заподозрила Айями, что разговор с господином заместителем велся о разных людях. Едва за амодарской переводчицей закрылась дверь кабинета, как А'Веч зарылся пальцами в волосы. А спустя мгновение папки полетели долой со стола и усеяли пол. А стул, ударившись, о стену, рассыпался обломками. Сиденье отлетело к порогу, спинка — к окну.
Не сразу дыхание пришло в норму. И кулаки не сразу разжались, оставив на ладонях красные полукружия.