— Папиросы сейчас в ходу. Дороже золота.
— И как ты представляешь? Я же не курю. Даганны сразу раскусят обман. Решат, что прошу для мужчины, и наведаются с обыском.
— Не раскусят, если соврешь убедительно. Скажи, что курево нужно для обмена на дефицитные товары.
— Сам придумал, или кто-то надоумил?
Парень запнулся, и секундная заминка подтвердила предположение Айями.
— Я не пацан, чтобы меня учить, — ответил с вызовом.
— Думаешь, даганны не поймут, что я лгу? Они платят достаточно, чтобы моя семья не голодала. Часть пайка можно обменять на дефицит, и для этого не нужны сигареты. Мама так делает. Выменяла на брикеты шубку для дочки. И гвозди с мылом.
— Скажи уж проще, что не собираешься помогать, — бросил раздраженно парень.
— Кому? Тебе или Сиорему?
— Какая разница? В кои-то веки тебя попросили помочь, а ты лезешь в бутылку.
— Знаешь, что? — вспыхнула Айями. — Вот пойди и попроси у даганнов. А лучше заработай на курево.
И вышла, хлопнув дверью.
Кипела Айями и возмущалась. Тем, что Айрамир, горячо ненавидя даганнов, не раз упрекал её в продажности за жратву. А сегодня обвинил в нежелании прогнуться перед чужаками. И тем возмущалась, что без чужых подсказок парень никогда бы не догадался попросить.
Если уж на то пошло, она могла бы пойти Айрамиру навстречу, не маячь за спиной того тень соседа. Ишь манипулятор! Айями бы придумала логичное объяснение, чтобы даганны не заподозрили подвоха и без задней мысли оплатили работу сигаретами или папиросами.
Но на самом деле ситуация была щекотливой. Потому как господин подполковник мог преподнести всё, что Айями ни пожелает. Стоило лишь попросить. Курево в обмен на свечи? Нет проблем, завтра привезут ящик свечей. Махорка взамен отреза ткани? К чему усложнять, рулон драпа немедля доставят к порогу. А вздумай Айями настаивать на обратном, Веч мгновенно сделает далеко идущие выводы. Она женщина одинокая, не курящая, значит, просит сигареты для мужчины. Страшно представить, что надумает господин подполковник и что предпримет. Не поздоровится никому.
Поэтому Айями, подумав, выбрала бойкот. И перестала общаться с парнем. Относила миску с кашей в квартиру по соседству и уходила, не сказав ни слова. Айрамир тоже отвечал молчанием — хмурым и насупленным.
— Что происходит с парнем, не знаешь? — спросила Эммалиэ за ужином. — Вместо "здрасте" буркнул что-то невнятное. Пилит и строгает, рта не открывает. И злится, оттого что за день изрезал все пальцы. Я только и успевала, что бинтовать.
— Ну и пусть молчит. Надоело слушать, как он нахваливает своего кумира, — проворчала Айями.
— Сиорема, что ли? Не знаю, какая кошка меж ними пробежала, но намедни рассказала мне соседка, что наш постоялец сцепился с Сиоремом. А Ниналини подняла визг, перепугав половину дома.
— Из-за чего? — изумилась Айями.
— Люня, кушай аккуратно, не пачкайся, — сказала строго Эммалиэ. — Еда — не для баловства.
Дочка, успевшая соорудить из каши высокую горку, с разочарованным вздохом зачерпнула ложкой от съедобной макушки.
— Если разузнаю подробности — поделюсь, — пообещала Эммалиэ.
И не подвела. Следующим же днем, благодаря сарафанному радио, прояснила суть конфликта между мужчинами и довела до Айями, когда та вернулась с работы.
— Из-за тебя повздорили. Сиорем, сама знаешь, бывает груб и несдержан на язык. А Айрамиру не понравилось, как сосед о тебе отозвался. Вот и всё.
Добрая и заботливая Эммалиэ. Старается уберечь от колких слов и недобрых взглядов. Потому как история, которую Ниналини поведала соседкам из первых уст, перевралась и насытилась несуществующими подробностями.
Конечно же, рассказчица, не стесняясь в выражениях, озвучила, что Айями — даганская шлюха и бессовестная лгунья, притворяющаяся невинной овечкой. И ввела парня, героя войны и завидного жениха, в заблуждение притворной скромностью. А когда Сиорем попытался открыть глаза младшему товарищу, тот накинулся с кулаками, отстаивая честь продажной амидарейки.
"Люди добрые, что же творится на белом свете? Неужто теперь принято убивать за правду?" — зазвучали воображаемые слова соседки в голове Айями, а воображаемые слушательницы сочувственно закивали, поддакивая. — "Бесстыжая девка и с чужаками спит, и перед нашими мужчинами готова раздвинуть ноги. Двуличная предательница!"
Об одном не упомянула трусливая Ниналини. Её муж, разозлившись отказом Айями, не пожелавшей достать даганские сигареты, высказал в сердцах всё, что думает по поводу зазнавшейся гордячки с первого этажа. И добавил бы немало красочных эпитетов, но Айрамир, схватив его за грудки, притянул — лицо к лицу, нос к носу — и процедил: