Неожиданно пальцы нащупали гладкую поверхность. Стилет! Футляр попал в выемку и слился с полкой, сделавшись незаметным. Воистину чудо! Воровато оглядываясь, Айями засунула футляр на дно коробки, а сверху прикрыла тряпьем. Даганны сноровисто и молчаливо ворочали мебель, и на манипуляции в кладовой обратили полный ноль внимания.
Неподалеку валялась крышка, оторванная от чемоданчика вместе с петлями. Еще вчера в нем хранились безделушки, милые сердцу и памяти Айями, а сегодня их затоптали ноги людей, равнодушных к амидарейской сентиментальности. Побродив по комнате, Айями отыскала свадебную фотографию. Вынула из рамки, очистив от осколков. Подобрала измятые листочки со стихами Микаса и аккуратно расправила. Это те воспоминания, которые никогда не забудутся, и Айями не раз покажет их дочке, рассказывая об её папе.
Грузовик зафырчал, разворачиваясь. Даганны устроились в кузове, а кабина досталась Айями. Самый что ни на есть настоящий переезд, только повод нерадостный - усмехнулась она горько, провожая глазами фасад, ставший за эти годы родным. Когда-нибудь, когда утихнет обида, и святые даруют Айями прощение для мародёров, она вернется сюда. А до тех пор стены, запомнив тепло и уют семейного очага, будут дожидаться свою хозяйку.
И опять даганны затаскивали на четвертый этаж мебель и коробки. Нанесли прорву снега на ботинках, и он растаял грязными лужицами. Дочка бегала по новому жилищу в чрезвычайно приподнятом настроении, забыв на время о принцессе Динь-дон и о Кнопке.
- Мама, а у нас течет вода! А в туалете горшок сам смывается! - закричала, едва Айями появилась на пороге и добавила заговорщическим шепотом: - Я уже три раза пописала.
- Это не горшок, а унитаз. Значит, поэтому пьешь воду кружками? - всплеснула руками Эммалиэ.
В труде невесёлые мысли притупляются, а время бежит незаметно. Вечер в разгаре, а дел невпроворот. Уже руки отваливаются, а не выполнено и десятой части задуманного.
Когда в дверь постучали, Айями открыла, не спрашивая и не боясь. Привыкла, что в квартире проходной двор. И обомлела.
На пороге стоял Веч. В расстегнутой куртке и в фуражке с кокардой. Вот как есть, спрыгнул с подножки машины, не успевшей заглушить двигатель, и за пять секунд оказался на четвертом этаже. И хмурое лицо господина подполковника не предвещало ничего хорошего.
Он и разрешения не стал спрашивать. Шагнул через порог и огляделся. Люня так и замерла среди коробок, уставившись на великана. И Эммалиэ распрямилась, забыв, что пол не домыт.
Веч кивнул ей по-военному, здороваясь, и указал Айями в сторону кухни, мол, пойдем, есть разговор. Айями побрела следом.
Сев, Веч пристроил фуражку на подоконник.
- Ну, и как это называется? - спросил грозно. - Почему не идешь нам навстречу?
- То есть? - растерялась Айями.
- Где список пропавших вещей? Аррас его так и не получил. Как искать то, не знаю, что?
- Не надо ничего искать. Пусть останется как есть.
- Ты в своем уме? - вскипел Веч, но, заметив, что она испуганно вздрогнула, сбавил громкость: - Совершено преступление, и виновные должны быть схвачены и наказаны.
- Виновных ищут по всему городу, и весь город меня костерит. Я и раньше пользовалась "особым" расположением, а теперь мне и вовсе отвесят двойную "благодарность", - ответила Айями, не поднимая глаз.
- Почему молчала? - взъярился Веч. - Я устрою так, что никто тебя и пальцем не тронет. Но ты предпочитаешь терпеть и бояться своей тени.
- Меня и так никто не тронул пальцем, - возразила Айями. И ведь правда, так и есть. Зато словами жалили и на жилище отыгрались. - А вот от чужих глаз и языков не спрячешься за замком.
- Пойми же, глупая ты женщина, за любое преступление нужно держать ответ. Безнаказанность поощряет беззаконие.
- Ну и пусть. Никто из даганнов ведь не пострадал. А все остальное - это наши амидарейские дела, - ответила упрямо Айями.
- Чтоб тебя! - выругался Веч. - Сегодня они ограбили, а завтра убьют. Вернись твоя мать домой чуть раньше, ты бы не увидела ни её, ни свою дочь живыми, - пригвоздил он и продолжил добивать, заметив мертвенную бледность Айями: - У преступников было полчаса на всё про всё. За пять минут они собрали и вынесли всё, что имело ценность, а в оставшееся время спускали пар. Вот и скажи, кто это может быть? Тот, кто бывал у тебя, и знает, что и где лежит. Тот, кто быстро сориентировался в расположении комнат и не замешкался, сгребая трофеи.
- Комнат-то всего две. И кладовая. Особых тайников нет, всё на виду, - пробормотала Айями, судорожно соображая, что ответить. - И подозреваемых полгорода. Все мы ходили друг к другу, потому что жили в долг. Сегодня занимают у меня, а назавтра я в должниках. Иначе не выжить.
Веч помолчал, раздраженно выстукивая пальцами какой-то марш.
- Что пропало?
- Светильник. Аффаит, четверть мешка. Пимы... мои. Я в тот день ушла в сапогах на работу. Продукты забрали... Свечи, спички... Мыло... Масло... Нет, масло вылили... Ножи забрали... Может, что-то ещё по мелочи, не упомню точно.
- Информативно, - проворчал недовольно Веч. - Ладно, поверю с большой натяжкой, что тебе некого подозревать. Но подумай вот о чем. Сегодня пострадала ты, а завтра пострадают и другие женщины. Безнаказанность раззадоривает, и в следующий раз дело не ограничится кражей. Шакалы войдут во вкус и ради легкой наживы, не задумываясь, поднимут руку и на старуху, и на ребёнка.
Айями подавленно молчала.
- Ну, хорошо. Указать на подозреваемых ты не можешь. Или не хочешь. Придется нам обыскивать каждый дом и каждый угол. Организуем допросы. На тех, кто не внушает доверия, обратим особое внимание...
Веч давил каждым своим словом. Напористо давил, требуя правды. Давил, переключившись на доверительный тон уставшего человека. Первоначальная вспыльчивость, с которой он затеял разговор, сменилась вкрадчивыми интонациями. Взывал к жалости Айями, к сочувствию, разбудил угрызения совести.
- Не могу я так... голословно обвинить кого-то, - выдавила она через силу. - Вдруг ошибусь? А человек-то окажется непричастным.
- Так ведь и мы не рубим сгоряча. Проверим, побеседуем, выясним.
Заколебалась Айями: рассказать ли об угрозах бандитов? И ведь правильно сказал Веч, и привел нужные доводы... Но тогда придется рассказать "от" и "до", потому как он не станет довольствоваться невнятным беканьем и вытянет всю подноготную, начиная от встречи с раненым парнем после ночной облавы. Потянутся ниточки, и раскрутится клубок, и неизвестно, как поступит Веч: отнесется снисходительно к секретам Айями или со всей строгостью, и грозит ей арест и депортация. А то и с дочкой разлучат, с даганнов станется. Во всем, что касается предательства, те не отличаются особой фантазией. Для них враг - он и есть враг, под какой бы личиной не прятался.
Веч словно чувствовал ее сомнения. Замер, выжидая.
Поколебалась Айями... и помотала головой, мол, увы, помощи от меня никакой.
Он раздосадованно хлопнул ладонью по колену и поднялся пружинисто.
- Ясно. Что ж, с твоими подсказками нашли бы виновных быстрее. А так придется проверять всех подряд, без разбора, - сказал сурово.
Совсем застыдил. Опустила Айями голову, пряча свою неловкость. А Веч прошагал в комнату.
- Хоть бы вы её вразумили, - обратился к Эммалиэ на амидарейском и, надев фуражку, стремительным шагом покинул квартиру.
Эммалиэ встревоженно обернулась к Айями. Хоть разговор на кухне и велся на даганском, Эммалиэ хватило ума догадаться о его содержании.