- Так ведь мы не выдавали, - возмутилась Айями. - Даганны их выследили и схватили без нашей помощи.
- Это твоя правда. А та правда, что по городу гуляет такова, что кроют тебя и меня распоследними словами и желают такой участи, о которой и язык не повернется сказать.
- И что же нам следовало делать? Молчать и снабжать харчами, хотя запросы и росли день ото дня? - разозлилась Айями. - Про то, что мы отдавали продукты сумками и помогали с просьбами, тут же забыли, а в том, что нам разгромили жилье, мы сами же и виноваты, да?
- Думала я, товарка моя размыслит здраво и не побежит за стадом. А она оказалась как все, бесхребетная овца, - изрекла расстроенно Эммалиэ.
- Из-за меня страдаете вы. Выслушиваете разные гадости, - сказала покаянно Айями. - Простите.
- Наоборот, благодаря тебе я разглядела тех, с кем раньше общалась. Эх, сколько же кроется в людях гнилья, неразличимого снаружи...
И что же, бояться теперь каждого шороха и ходить бледной тенью, опустив очи долу?
Нет уж, мы покажем, что за нами нет вины, - решила Айями. Собрала дочку на прогулку и вместе с Эммалиэ направилась до набережной - пройтись, подышать свежим воздухом после работы. Эммалиэ, конечно, сказала, что показательное гуляние - дело зряшное, впрочем, отговаривать от затеи не стала.
Если на центральных улицах снег регулярно расчищали машинами, и пару раз навстречу попались патрули, то о расчистке второстепенных улиц забыли, и вместо тропинки пришлось с осторожностью идти гуськом по автомобильной колее, рискуя набрать мокрого снега в сапоги и ботинки. Лед на реке истончился, полынья расширилась, появились промоины. Айями долго смотрела на обсидиановые буруны, создаваемые быстрым течением. Пройдут годы, десятилетия, века, сменится немало поколений, а река по-прежнему будет нести свои воды к морю. И ей безразлично, кто будет населять берега - амидарейцы или риволийцы, равно как безразличны житейские проблемы мелких ничтожных людишек.
На берегу две женщины набирали воду, не отвлекаясь на прохожих, на набережной никто из горожан не попался навстречу, видно, не до прогулок, когда дома ждет бездна повседневных забот. Безлюдно на улицах, не перед кем гордо задирать нос.
Люнечка потерянно плелась по тропке впереди взрослых, оглядываясь по сторонам, она успела забыть, что когда-то бывала на набережной. И пугалась - зияющих оконных проемов, обшарпанных зданий. За зиму дома ещё больше состарились. Заразились повальной разрухой - без окон и подъездных дверей, с осыпающимися балконами. Айями привиделось, будто в чернильной глубине заброшенных этажей кто-то наблюдает, прячась, и она передернулась от накатившего страха.
Она так и не сказала Эммалиэ о фантастическом предложении своего покровителя. Подумать только: переезд в столицу! Когда-то Алахэлла являлась предметом мечтаний Айями и Микаса. Среди планов, построенных ими на совместную жизнь, числилась и поездка в главный город страны, признанный одним из чудес света. И надо же, внезапный поворот судьбы или насмешка: появилась возможность увидеть красоты амидарейской столицы, но не с мужем, а в качестве любовницы даганского офицера. Захватчика.
Переезд в Алахэллу - билет в один конец, обратной дороги не будет. И в столице не остаться, когда даганны уйдут насовсем. Что здесь, что там, чужие глаза видят одинаково, и столичным амидарейцам не напустишь пыли в глаза скромностью и смирением. Да и нужна ли она, столица, если скоро там станут хозяйствовать риволийцы? И на север страны бессмысленно уезжать, пытаясь начать жизнь заново, северные районы тоже отойдут в собственность Риволии.
Таинственность, напускаемая островитянами, и маниакальность, с которой они претворили в жизнь свой план по захвату дружественной страны, пугали. Если риволийцы заранее продумали все нюансы приобретения новых территорий, значит, и участь местного населения ими давно предрешена. Не зря и Веч, и господин В'Аррас настойчиво предлагали уехать из Амидареи, пока полностью не стаял снег. А он уже начал таять.
Родина моя, что с тобою станет?
Поздним вечером, когда Эммалиэ читала сказку дочке перед сном, до Айями донесся через перекрытия голос белокурой красотки - визгливый, бранный, скандальный. Оламирь как распоследняя халда орала на оппонента, отвечавшего тихо и неслышно. "Не с господином У'Крамом же она ругается. За подобную дерзость гордый даганн застрелит, не раздумывая" - подумала Айями. Оламка прооралась, и наступила тишина. Айями пожала плечами: что ж, и не такое в жизни бывает. Спустя некоторое время внизу что-то с грохотом упало, да так, что вздрогнули стены. Айями насторожилась, вслушиваясь: мало ли что. Но этажом ниже воцарилось безмолвие. Айями допила чай, походила по кухне туда-сюда, грызя ноготь и размышляя. Вот так же, как и она сейчас, прятались соседи словно мыши по норам, и никто не сподобился выйти, когда бандиты грабили квартиру. Глядишь, вспугнули бы, и те не довели разбой до конца. Может, Оламке тоже нужна помощь, вдруг и до нее добрались горе-вымогатели? Хотя вряд ли, только редкостный смельчак осмелится проникнуть сюда под носом у даганнов.