Такое равнодушие коробило Айями, да и напарниц, наверное, тоже. Получается, для чего приходить каждое утро в комендатуру, если надобность в их услугах отпала?
- Ты могла бы не работать. Теперь нет нужды тратить целые дни на переводы, - обратилась она к Мариаль по пути домой.
"Зачем горбатиться с утра до вечера, если у тебя есть щедрый покровитель?" - прозвучало за деликатной недосказанностью.
- Нужды нет, - согласилась Мариаль. - Но мне совестно. Я устраивалась переводчицей и стала мехрем Арраса волей случая. Брось я сейчас работу, что остается делать? Я хочу работать и зарабатывать руками и головой, а не... прочими умениями, - запнулась она, подбирая правильные слова.
- Ты можешь отказаться от покровителя. Знаешь, что у тебя есть такое право?
- Знаю. Но это будет непорядочно по отношению к Аррасу. Он помог в трудную минуту и сейчас помогает. Достает лекарства для мамы, я ему очень признательна. А тебя какая нужда гонит в комендатуру? - спросила она у Риарили.
- Дома недолго сойти с ума от безделья, а на работе я каждый день узнаю что-нибудь новое, - ответила та с ноткой гордости. - И потом, кто знает, когда придут риволийцы, может быть, им будут полезны мои познания в даганском.
- Ты останешься в городе, когда даганны уйдут? - изумилась Айями.
- Конечно. Я не совершила ничего предосудительного, мне нечего стыдиться, - сказала с пафосом Риарили и, заметив, как переглянулись напарницы, добавила неловко: - И вам тоже.
- Но в городе думают иначе, - поддела Айями оптимистку.
- Ну и пусть думают, - ответила упрямица. - Жизнь в городе наладится, скорей бы ушли даганны.
Наивная Риарили. Верит в торжество справедливости и в доброту горожан.
Айями, наоборот, каждый день просила стрелки часов не спешить, умоляла время замедлиться, давая отсрочку.
Но время отсрочек закончилось. Неожиданности посыпались одна за другой. Точнее, ожидаемости, но слишком быстрые, слишком внезапные, быть может, оттого, что не верилось в них и не хотелось верить.
Даганны начали демонтаж прожекторов, установленных на крышах для освещения улиц.
И после госпиталя переключились на вывоз утвари из гостиницы.
И организовали конвоирование пленных небольшими партиями для депортации в Даганнию.
И занялись разбором железной дороги - поэтапно, начав с Алахэллы и продвигаясь от станции к станции, вплоть до границы, успевая вывозить за Полиамские горы всё, что представляло ценность.
Вдобавок ко всем прочим неожиданностям приехал Веч. И внезапность, с коей он вернулся в город, привела Айями в смятение. Вот как был с дороги, в фуражке и куртке, с основательной небритостью, зашел в комнату переводчиц, прошелся меж столов, встал в проеме - руки в бока - оглядел и стены, и потолок, и амидареек. И вроде бы смотрел на Айями, а на деле - сквозь неё, вдаль, туда, где виднелись в дымке хребты Полиамских гор, и волновалось песчаное море пустыни Гуалок. Вздохнул полной грудью и выдал мечтательное: "Э-эх!". Больше ни слова не сказал и вышел.
А Айями как корпела за переводом, так и осталась сидеть с открытым ртом. Что это было?
То и было. Генштаб предоставил увольнительную, чтобы господин подполковник завершил неоконченные дела в южном гарнизоне и вернулся в амидарейскую столицу для службы на постоянной основе. Об этом Айями и услышала из его уст позже вечером, когда Веч, наведя марафет с дороги, послал с господином помощником записку на второй этаж. И щегольские стрелки на форменных брюках, и безупречно сидящий китель, и начищенные до блеска ботинки, и накрытый столик у тахты - всё было как раньше. Почти.
С лица Веча не сходило рассеянное выражение. Он похлопал по сиденью, приглашая Айями устраиваться подле, а сам улыбался вослед своим мыслям. Должно быть, успел по горло натосковаться по родине и грезил ею в ожидании каждого нового дня, приближающего к возвращению домой. Как будто нетерпеливое постукивание по обивке тахты поможет ускорить время.
- Вот как, - пробормотала Айями, услышав о причине возвращения. Веч завершит здесь дела и отбудет из городка. Окончательно и бесповоротно, с последующим билетом в Даганнию.
- На всё про всё отвели мне несколько дней. Успеешь собраться? Из вещей возьми самое необходимое.
- А Люня как же? И мама... - смешалась Айями.
Веч хмыкнул:
- Всем бабьим царством и поедете.
Опять он поднял щекотливую тему отъезда в столицу, опять заметалась мыслями Айями, не зная, что ответить. А Веч воспринял молчание как знак согласия.
Вечер мог бы завершиться совсем иначе, если бы он не добавил: