Поставив греться воду, Эммалиэ рассказала вкратце: небольшое богатство - и печка, и креслице, и ведра, и шторы – досталось в дар от Мариаль, жившей этажом выше. Девушка не отказала Эммалиэ в безвыходной ситуации, когда та обратилась с просьбой: присмотреть за внучкой, покуда длится допрос в комендатуре. Утром Эммалиэ отвела девочку к соседке, а позже забрала. На удивление, Мариаль сумела сдружиться с крохой, и та, уходя домой, помахала хозяйке на прощание.
- Пока-пока, еще увидимся! – скопировала взрослые слова и интонации, вызвав у той смех.
Напарница Айями стала связующим мостиком между квартирой на четвертом этаже и комендатурой. И приносила новости – вечерами, после работы. Из деликатности не пялилась в угол, где на кровати лежало неподвижное тело в бинтах, пропитанных лечебными настоями, и не снимала пальто, чтобы не отвлекать Эммалиэ долгими чаепитиями от насущных забот. Скажет пару слов – и домой.
- Ей грозит расстрел, - сообщила в первый день и сжала руку Эммалиэ. "Держитесь".
- Не расстреляют, но могут отнять Люню, - принесла горькую новость назавтра.
- А господин А'Веч? - спросила дрогнувшим голосом Эммалиэ.
- Арест и трибунал, - ответила коротко девушка и сочувствующе сжала руку Эммалиэ. "Крепитесь".
Как крепиться, когда жизнь обрушилась в один миг, и всё висит на волоске, и бесполезно загадывать о чем-либо дольше завтрашнего дня?
- Он делает все возможное, - сказала в другой раз Мариаль. – Ее посчитают мертвой и не арестуют. И Люню не отберут.
- Хвала святым, - пробормотала Эммалиэ с облегчением. – А что господин А'Веч?
- Его отправят под конвоем в столицу. Завтра.
- Из-за Айями? – судорожно выдохнула Эммалиэ.
- Не только. Погибли даганны, много раненых. Пожалуйста, прошу, не в передачу кому-либо. Это закрытая информация, не для третьих ушей.
- Конечно-конечно, - закивала горячо Эммалиэ. - Не знаешь, выжил кто-нибудь из отряда?
- Двое или трое. Их отправят в лагерь.
А Эммалиэ и поинтересоваться о судьбе "племянника" не осмелилась, она и так узнавала от осведомительницы больше, чем полагалось знать. Как не спрашивала и о том, каким образом девушка разузнает о подробностях разбирательства в комендатуре. Сама догадалась по рассказам Айями, что её напарница получает сведения от своего покровителя, и, возможно, рискует, выведывая секретные данные. По большому счету, Мариаль могла бы теперь не работать, однако исправно уходила каждое утро в комендатуру, чтобы добывать новости. И за это Эммалиэ была ей бесконечно признательна.
- Тебя тоже допрашивали? – спросила она у Мариаль.
- Формально. Спросили, общалась ли я с Айями помимо работы, и упоминала ли она в разговорах о партизанах. Я и ответила, что общение ограничивалось пределами комендатуры, и о Сопротивлении мы не разговаривали, - ответила та весело.
- Спасибо тебе, - поблагодарила искренне Эммалиэ, про себя признав, что во многом девушка похожа на Айями, дерзостью и рисковостью, наверное, и горячностью, разве что помладше своей напарницы и чуточку поробче. Такая же молодая, безрассудная и наивная.
Слова Мариаль подтвердились.
На следующий день Эммалиэ увидела из окна с десяток машин на площади. На крыльце комендатуры показался господин А'Веч, следом вышла толпа даганнов, все при высоких военных чинах, и они начали рассаживаться по машинам. Господин А'Веч тоже был в военной куртке и в фуражке с кокардой, и не закован в наручники. Он и покурить успел перед отъездом. Может, не все так страшно, как сказала Мариаль, может, обойдется, и господин А'Веч отбрешется от обвинений? К изумлению наблюдательницы, в последнюю машину с чемоданами на багажнике загрузилась Оламирь, зябко кутавшаяся в пальто с меховым воротником, несмотря на теплую погоду. С обеих сторон кавалькаду машин взяли в тиски бронемобили, каждый с пулеметным гнездом в крыше, и растянувшийся караван тронулся прочь от комендатуры.
Надо же, испугалась крыска Оламка и побежала с тонущего корабля. А ведь не далее как пару дней назад неожиданно наведалась по-соседски. Видимо, она и сама не привыкла ходить в гости и оттого хамоватую наглость свою растеряла. Однако Эммалиэ не пустила незваную гостью дальше порога. Небрежно поздоровалась и замолчала, выжидая.
- Что, соседка, говорят, в городе была облава, и Айка проходит свидетелем у даганнов?