Зря она так сделала. Жертва должна лебезить, ползая в ногах, а не провоцировать бесстрашием.
- Ишь, высоко летит и голосисто поет, - сказал амидареец с изуродованным лицом.
- Они все как одна сначала дерзко поют, а потом жалостливо умоляют, - хохотнул безногий.
- Вздернем ее рядышком, пусть вместе загорают, - двинулся было первый, и Айями стиснула в руке стилет, забыв о дергающей боли в порезанных ладонях. В конус зрения попало белое как бумага лицо Эммалиэ.
- Смотри, себя не зарежь, дура. – Сиорем растянул губы в мерзкой улыбочке, однако ж, придержал товарища за рукав.
- Уж постараюсь метиться в нужное место, - огрызнулась Айями.
- Глянь-ка, кто-то раньше нас постарался, навешал красотке по хавалке, - ухмыльнулся безногий, разглядев синяк под сползшим платком.
- Ладно, соседка, утро вечера мудренее. Как-никак в одном городе живем, одними дорогами ходим, - сказал Сиорем многозначительно. – Жди в гости на чаек, пеки пироги. Смотрю, девчонка-то у тебя подросла, отъелась на дармовых харчах.
И потопали мужчины прочь. Безногий, ковыляя, толкнул плечом Эммалиэ, и та отступила, пропуская, но Люню из объятий так и не выпустила.
Какая там вода? Не до нее стало. Краски весны померкли, обесцветившись.
Кое-как добрели женщины до подъезда. Люнечка не поняла случившегося, но перепугалась, и, заразившись настроением взрослых, жалась к Эммалиэ.
Айями машинально переступала ногами, а перед глазами стояло лицо напарницы с петлей на шее.
Видать, несколько человек устраивали показательную казнь. И удерживали от бегства, набрасывая веревку и затягивая узел. А она просила, умоляла, кричала. И задыхалась. Не верила до последней секунды – за что же её вот так запросто? До невозможности просто. И никто не остановил мучителей, не прекратил бесчинство. Потому что кто сильнее, тот и прав. А может быть, горожане не остановили казнь, потому что мыслят солидарно с палачами.
Должно быть, Риарили случайно попалась под горячую руку в эйфории новой жизни. Шла с набережной, катила тележку с водой, и вот тебе на, навстречу добровольный патруль блюстителей амидарейской морали. Безжалостный и беспощадный.
Айями прислонила ухо к двери на втором этаже, там жила Риарили с матерью. Постучала – в ответ тишина, и дверь заперта.
- Откройте, я ваша соседка!
И на повторный стук никто не отозвался и не вышел. Где же мама Риарили?
- Пойдем, Айя, нужно обработать порезы, - сказала Эммалиэ и добавила невпопад: - И обедать пора, суп остывает.
Ерунду, конечно, сморозила, но у какого человека достанет сил сохранять хладнокровие и рассудительность?
И Айями затрясло запоздалой мелкой дрожью, а к рукам вернулась чувствительность. И боль.
Кто сейчас заправляет в городе? Кто власть и суд? Кто остановит произвол? Может, воззвать к авторитету Зоимэль, и она осадит убийц, призовет к совести?
Сколько времени Риарили пробыла там? Сутки? Двое? Определенно, после того, как даганны покинули город.
И Сиорем пригрозил скорой встречей.
И горожане считают Айями виновницей гибели отряда, и посему следовало геройски погибнуть там же, под стенами, а не выбирать малодушно жизнь. А значит, она вдвойне предательница.
Стала ли Риарили единственной жертвой? Колченогий упомянул о нескольких. О тех несчастных, которым не повезло повстречаться с амидарейскими мстителями.
Айями металась по комнате. Мысли скакали вразнобой, перепрыгивая с одной на другую, и в голове опять зашумело до темноты в глазах.
- Сядь, не суетись, - припечатала Эммалиэ твердым голосом. Хоть у нее и тряслись поначалу руки, однако ж, она быстро отошла от увиденного и сестринскую помощь оказала сосредоточенно и молчаливо, обработав порезы на ладонях Айями и плотно их перебинтовав. - Сейчас схожу кое-куда и вернусь. Возьму с собой кувшин и свечи.
- Куда вы? – встрепенулась Айями. Опасно выходить в одиночку из дома и без стилета.
- До храма и обратно, - ответила компаньонка коротко, и Айями поняла, зачем.
Мутное тягучее варево под горлышко, запах слабый, но настойчивый, за полчаса пропитал все уголки квартиры. Оттого и голова кружится сильнее обычного, и подташнивает.
- Выбор есть всегда, - сказала Эммалиэ, поставив кувшин на стол.
Ребенку хватит и пяти ложек, но для верности придется выпить полкружки. Взрослым, чтобы наверняка, - по полному стакану и треть сверх того.