Напоить дочку, дождаться, когда та смежит веки, и уложить на кровать, скрестив детские ладошки на груди. И самой, испив до дна нектар смерти, лечь рядом и уснуть, чтобы довести роднулечку до ворот царства Хикаяси*. А Эммалиэ закроет глаза, глядя на лазоревую синеву неба, она и кресло придвинула к окну. И сейчас сидела за столом, замерши в ожидании.
Осталось проститься друг с другом и попросить прощения. Чтобы встретиться уже не здесь, а в ином мире, где нет горестей и бед, и где Микас заждался жену и дочь.
Часы тикали, в доме стояла мертвенная тишина.
- Мам, мам, я тут, с вами. - Люнечка подбежала и, забравшись на колени, прижалась, затихла. И о кукле забыла, потому как в доме творилось непонятное, и взрослые с пугающими лицами принимали серьезные решения.
Разве ж хватит смелости отнять собственноручно жизнь у доченьки? Разве ж можно выбирать за неё – жить ей или уйти из этого мира?
Выбор есть всегда. Чтобы ужиться с волками, нужно самому стать волком. Злее нужно быть. Циничнее. Хладнокровнее. Рвать на части. Иначе сожрут и не подавятся.
По двери энергично забарабанили кулаком, и она заходила ходуном в петлях, заставив женщин испуганно вздрогнуть.
____________________________________________
Хикаяси – божество в амидарейской религии. Изображается в виде четырёхрукой женщины. Считается собирательницей и хозяйкой человеческих душ.
Аффаит – особый сорт угля, обладающий высокой теплотворной способностью.
51
- Аама, вы дома? Аама лин Петра! - раздался низкий мужской голос с акцентом, смутно знакомый. Не получив ответа, он зычно предупредил на даганском: – На счёт "Три!" ломаем дверь. Раз! Два! …
За полсекунды до слова "Три!" Айями распахнула дверь.
Перед ней стоял Имар, в военной куртке и в фуражке, а за его спиной возвышались два солдата с автоматами.
- Хвала Триединому, вы здесь, - выдохнул с облегчением Имар. Не спрашивая разрешения, прошёл внутрь, следом за ним солдаты, и в небольшой комнате стало тесно.
Он не стал церемониться с долгими объяснениями.
- Время дорого, на всё про всё у нас два часа, стало быть, у вас минут сорок. Соберите всё необходимое: пропитание суток на пять-шесть, емкость для питьевой воды и не забудьте о тёплых вещах, в горах будет холодно.
- В каких горах? – промямлила ошарашенно Айями.
- В Полиамских, - ответил он и, заметив заторможенность слушательницы, склонился, обхватив ладонями её лицо: - Аама, нужно ехать, слышишь?
У него основательная щетина, заметила невпопад Айями, и пахнет от него машинным маслом и дорожной пылью.
- Пакуйте чемоданы, - обратился он к Эммалиэ на амидарейском. – Мои люди спустят вещи вниз, у подъезда ждут машины.
- Да-да, - засуетилась та. - Люня, бегом марш, одеваться.
Взгляд гостя упал на кувшин. Имар поднес его к лицу и втянул носом.
- А я думаю, что здесь попахивает с гнильцой? А это ваша бесовская тхика*. Пили? - спросил грозно у Эммалиэ и, получив отрицательный ответ, открыл оконную створку и с отвращением вылил содержимое на улицу.
- Имар! – Айями ухатилась за рукав его куртки. – Там Риарили! Она… Её… Её нужно упокоить!
И ведь чужеземец, а сразу понял, о чем идет речь.
- Где она? – спросил мрачно.
- В проулке у набережной. И её мама не отзывается, дверь заперта.
- Проверим, - сказал он по-военному кратко и обратился к Эммалиэ как к старшей: - Через полчаса вы должны быть готовы.
И даганны ушли.
Аяйми смотрела оцепенело вслед, осознавая: Имар здесь, он вернулся!
- Айя! – встряхнула её Эммалиэ. – Приди в себя! Быстро собираем чемоданы, я – продукты, ты – вещи.
- Да, конечно. - Айями бросилась в дальнюю комнату.
Через перекрытия донеслись глухие удары, это даганны выбивали дверь на втором этаже, а потом наступила тишина.
Следующие полчаса пронеслись в лихорадочных сборах и уговориваниях Люнечки, та расплакалась и категорически не хотела оставлять свои игрушки. Правда, Эммалиэ и не миндальничала особо – не те обстоятельства – и сказала беспрекословным тоном:
- Люниель лин Микаса, ты возьмёшь с собой куклу, и на этом всё.
Дочка ратерялась от неожиданной официальности и начала обиженно выкладывать из детского рюкзачка игрушки, чуть ли не со слезами прощаясь с каждой.
В открытое окно донесся удаляющийся рев двигателей, вскоре раздалась далекая пулемётная трескотня, и раскатистые очереди заставляли женщин вздрагивать, они успели отвыкнуть от выстрелов.