Амидарейки же старались использовать любую короткую передышку, чтобы размять ноги и руки, потому как от долгой езды в сидячей позе немилосердно затекало тело.
На одной из станций дежурный, тоже в чине старшего лейтенанта, молча проверил документы, поставил оттиск в путевом листе и со скучающим видом наблюдал за Люнечкой, которая обежала вокруг машины и задрала голову, уставившись в изумлении на громадного человека в военной форме.
- Hudum (пора) – сказал коротко, глянув на часы. Время разминки истекло.
Как убивали время? Думали: о том, получится ли когда-нибудь вернуться в городок, о том, достаточно ли продуктов и вещей взято в дальнюю дорогу, о том, как удалось Имару совершить невозможное, собрав необходимые документы, о том, что Беншамир – его родной город… и о том, что где-то там, за Полиамскими горами, сейчас ужинает Веч вместе с женой и сыном, наверняка он уже возвратился в свой клан из опостылевшей страны.
Если не думали, то напевали песенки, читали стишки, играли в загадки, рассказывали сказки – для Люнечки и принцессы Динь-Дон, глотали пилюли, пили микстуры, меняли повязки на руках – для Айями. Предусмотрительная Эммалиэ не забыла в дорогу и саквояж с лекарствами. Водители не реагировали на болтовню амидареек от слова совсем. Разве что однажды, когда дочка весело рассмеялась, Айями поймала в зеркале взгляд водителя, но тот переключился на дорогу и больше не обращал внимания на пассажирок.
Айями стойко терпела неудобства, посчитав их мелочью в сравнении с тем, что ожидало её семью в городе, не приедь Имар. И как могла, скрашивала досуг дочки, когда та начинала капризничать.
Покуда ехали, пейзаж оставался неизменным для средней полосы – перелески, рощицы, заросшие бурьяном поля. Время от времени вдалеке меж деревьев мелькали остовы разрушенных зданий, наверное, руины населенных пунктов, подвергшихся артобстрелам в войну.
- Здесь проходил фронт, и шли тяжелые бои. Земля не скоро забудет запах пороха и крови, - сказала Эммалиэ между делом.
А Айями возблагодарила святых за то, что солдатам в бронемобиле не пришлось использовать патроны по назначению.
Слева от тракта тянулась насыпь без рельсов и шпал – всё, что осталось от железной дороги. В ночи не было видно ни зги, и только свет фар освещал укатанную колею и машину сопровождения впереди. Пару раз погода ухудшалась, дул ветер, набегали тучи, накрапывал дождь, однажды автомобили попали в ливень, и водителю пришлось снизить скорость. Дворники ходили как заведенные по лобовому стеклу, сгоняя потоки воды. Дождь кончился также быстро, как и начался, и в салон просочились запахи влажной земли и молодой травы.
Глядя из окна машины на окрестный ландшафт, Айями восхищалась размахом, восторгалась просторами. И плакала без слёз. Амидарея огромна и неохватна, свободного пространства – хоть ложкой ешь, но скоро и поля, и рощи, и реки, и озера, и города, сохранившиеся после войны, станут риволийскими.
На рассвете пятого дня пассажирки прибыли на конечную станцию. Там было людно, и Айями растерялась, успев отвыкнуть в поездке от скученности народа. Даганны в военной форме, представлявшие преобладающее большинство, занимались делами, ни один не прохаживался вразвалочку с ленцой. В меньшинстве оказались амидарейцы, точнее, амидарейки с детьми. Они сидели на чемоданах и периодически посматривали в одну и ту же сторону. И друг с другом не переговаривались, предпочитая проводить время в обособленном ожидании.
С утра было прохладно, изо рта шел парок от дыхания, и Айями набросила платок на голову, заодно утеплив полусонную дочку.
Водитель вынул из багажника чемоданы и сумки, и машины укатили на стоянку, где было припарковано не меньше десятка таких же автомобилей, и помимо них бронетранспортеры и грузовики. В отдалении виднелись стреловые краны, они работали, несмотря на раннее утро, перегружая рельсы со шпалами на железнодорожную платформу.
Айями растерялась: куда идти дальше? Повертев головой, увидела неподалеку пути, а на них поезд, точнее, его хвост. Амидареек отделяло от поезда одноэтажное здание с решетчатой оградой. Паровоз пыхтел, выпуская клубы черного дыма в ожидании команды, чтобы потянуть за собой вагоны.
- Сейчас узнаю, что и как, - сказала Эммалиэ и отправилась к молодой амидарейке с усталым лицом, возле которой крутился мальчик лет шести. Люнечка увязалась следом.
Та что-то ответила и указала рукой в нужном направлении.