- Айя, девочка моя, - Эммалиэ укачивала её как ребенка. - Представь, господин У'Крам мог не погибнуть, и осведомительницу бы допросили об источнике информации.
- Значит, она придумала для Оламки достоверное объяснение, чтобы господин У'Крам поверил. На худой конец, устроила бы Оламке… отравление, например, или кровотечение по-женски с летальным исходом, чтобы та не проговорилась. И ниточка бы оборвалась.
- Из партизан кто-нибудь мог выжить и дать показания.
- Они бились насмерть и живыми бы не сдались. Благодаря командиру.
- Ты могла бы не пострадать, и тебя бы допросили.
- Поэтому она и поседела от переживаний, но не за погибший отряд, а за себя. И молилась, чтобы я не выжила.
- То есть, решила махом угробить прорву людей из-за какой-то бумажки?
- Потому что риск того стоил. "Нужно пожертвовать пешками, чтобы сохранить ферзя" - помните слова Айрама? Эта бумажка могла наделать немало шума и осложнить ей жизнь. У нее все шло по плану, а тут вдруг неожиданный поворот в сюжете.
- Ох, Айя, голова бедовая, куда ж тебя занесло? - пробормотала Эммалиэ, гладя ее по голове. – Невероятно. Поверить не могу в то, что ты рассказала.
- А ведь она отговаривала меня, призывала пойти домой, одуматься. А потом нас обоих бы, не мешкая… Так же, как и отряд сдала, так бы и от нас избавилась. Без раздумий. Хику* – удобное объяснение любой непонятной смерти.
Молчание было долгим.
- Надо рассказать господину Л'Имару о твоих предположениях, как представится возможность, - сказала, наконец, Эммалиэ. – Вдруг получится доказать твою непричастность и оправдаться?
- Что бы я ни сказала и как бы ни оправдывалась, теперь не имеет значения. Меня обнаружили в партизанском убежище, и за убитых даганнов мне полагается смертная казнь, - сказала Айями просто, как если бы рассказывала, по какому рецепту варила кашу. – И о чем я скажу даганнам? О том, что они и так скрывали от нас? "Вы продали мою страну тем, кто предал мою страну"… Или об агенте риволийцев? Зоимэль уже не достать, а на моей стороне домыслы и богатая фантазия, к тому же, бездоказательная. А даганны давно спелись с союзниками, недаром те приезжали в город, и их принимали с радушием, помните? Поэтому даганнам плевать на их интриги теперь уже на чужой земле.
Эммалиэ лишь вздохнула, признавая правоту слов.
- И все же невероятно. Поверить не могу. Воспринять.
- Почему она стала шпионкой? Почему предала свою страну и нас, амидарейцев? – спросила Айями после продолжительного молчания.
- Не знаю, - отозвалась Эммалиэ. – Но, думаю, причина не в корысти. Сама знаешь, где жадность и где Зоимэль. Возможно, из-за убеждений, из-за идеи. Например, достижение всеобщего блага, если потребуется, по трупам.
- А какое оно, всеобщее благо?
- Ну-у, быть может, совершенный новый мир и всеобщее благоденствие. Или совершенная раса. Я не знаю, а у неё теперь и не спросить. Ты сейчас сказала, а я вспомнила… она приехала в наш город для медицинской практики лет за пять до войны и быстро завоевала уважение горожан. И моё, в том числе.
- И мое, - добавила Айями. – Я молилась на неё. Получается, она предвидела, чем закончится противостояние, знала, кто проиграет, а кто победит. Смотрела в глаза каждому из нас и знала, что скоро начнется война, и погибнут тысячи людей.
- Сотни тысяч. Геноцид в особо крупных масштабах, - поправила Эммалиэ. – Только фанатик способен оправдать преступления подобного размаха и методично следовать к цели. Слушай, а ведь у нее действительно был удобный доступ к информации. В курсе всех новостей, вхожа в любой дом, даже в комендатуру не боялась открывать дверь и требовать. Отличная легенда, и не подкопаешься, - признала она.
- Получается, Оламка была в курсе риволийских дел в нашем городе?
- Или не была. Стала очередной пешкой в её стратегиях. Чем-то прижала она Оламку и вертела ею по своему усмотрению. И неизвестно, зачем Оламка уехала в столицу – по её приказу или решила сбежать из-под опеки.
- Думаете, Оламирь осталась в столице?
- Возможно. Устроится при новой власти по-новому и заживет с чистого листа. Или получит новое задание.
К вечеру леса, рощи и поля сменились бескрайней степью, раскинувшейся по обе стороны от железной дороги. Поезд ушел в поворот, и Айями увидела в окне горные хребты в далекой дымке с белыми шапками снегов. Полиамские горы! – екнуло сердце. В степи, по которой сейчас бодро фырчал поезд, не так давно велись жестокие сражения, поменявшие ход войны в пользу даганнов. Земля здесь обильно полита кровью павших с обеих сторон вперемешку с покореженным металлом. Но прошло три года, и свежая трава поросла зеленым ковром, скрыв отметины от старых воронок и брошенные окопы.