Вздохнув, она опустила глаза к переводу.
Что нужно женщине? Не поймешь. Семья сыта, обута, одета, так почему душа скована невидимыми цепями?
Или взять Оламирь. Той всё нипочем - и на первый взгляд, и на второй.
В выходные, произведя нехитрые подсчеты, Айями перебрала продукты и отложила часть продовольствия в сумку. Чтобы раз и навсегда расквитаться за долг. Эммалиэ, заметив сборы, покачала головой неодобрительно, мол, не жирно ли будет Оламке заграбастать столько добра, и за что? Но Айями с упрямой решительностью подхватила тяжелую поклажу и отправилась за расплатой.
- Вот это я понимаю, - сказала Оламирь, подбросив на ладони плитку шоколада. - Молодец, моя наука не прошла даром.
Радушие хозяйки по-прежнему не распространялось дальше прихожей. Оламирь встретила в халатике с глубоким вырезом, открывающим ложбинку груди. И выглядела роскошно, формы заметно округлились. Хотя под глазами залегли тени, наверное, от недосыпа или от неумеренностей сытой жизни. Белокурые волосы, локон к локону, разительно контрастировали с черными бровями и накрашенными ресницами. Определенно, яркая внешность имела целью привлечение мужского внимания - чтобы бить на поражение и валить навзничь.
- Мы в расчете? - уточнила сухо Айями.
- Вполне, - согласилась хозяйка. - Выглядишь не ахти. Никак заездил вояка?
Не ответив, гостья повернулась к двери. Оламирь перегородила дорогу, взявшись за дверную ручку.
- Как приспичит, приходи. Поделюсь таблеточками. Если регулярно принимать, то не понесешь. Чему удивляешься? Для меня даганские законы не писаны. А таблетки проверенные, ни разу не подвели.
- Чудеса. С неба, что ли, упали? - спросила Айями со смешком.
Предложение пахло сомнительно. Уж если врачевательница предупредила, что не сумеет помочь с контрацепцией, значит, даганнов невозможно обхитрить. А Зоимэль знает, что говорит.
- От надежного поставщика. Не веришь? Бордельные шлюшки тоже на таблетках, и ничего. Ни одна не забрюхатела.
- Допустим, соглашусь. Что взамен?
Оламирь свела губы бантиком.
- Мы теперь свои люди, при случае сочтемся. Я не тороплю, но и ты не тяни. Посоображай хорошенько. С даганским темпераментом залетишь в два счета. И глазом не успеешь моргнуть.
- Я подумаю.
- Смотри, дело твоё. Но учти, если ляпнешь кому-нибудь, устрою веселую жизнь и тебе, и твоей семейке. Пожалеешь, что появилась на свет, - пригрозила Оламирь.
Знать, побаивается разоблачения, хоть и хвастает, что даганские правила для неё не указ. И не факт, что господин У'Крам осведомлен.
- Не дура. Сказала же, подумаю, - огрызнулась Айями.
- Знаю, не сглупишь. Послушай моего совета и выжимай из хахаля по максимуму. Пользуйся моментом, пока он у тебя на крючке. Даганны ж не особо церемонятся. Если покровитель узнает, что ты залетела, не раздумывая, отправит в Даганнию, а на твое место найдет другую. Здесь ты вьешь из него веревки, а там таких, как ты, море. Он и не вспомнит о тебе. Мы же для даганнов хоть и экзотические птички, а все на одно лицо. Им плевать, кого раскладывать на диване. И от экзотики можно устать. Вот они и отдыхают в борделе, в компании размалеванных шлюх, - закончила Оламирь едко.
Побледнела Айями. Больно жалили циничные слова. А еще веяло от них горечью. И правдивостью. И вдруг стала очевидной простая истина, что несчастлива Оламирь, хоть и не показывает виду. И топит в даганском вине отчаяние, спрятанное глубоко-глубоко, на дне души.
Айями не сказала соседке о содержании разговора. Обмолвилась обтекаемо, мол, среди горожанок гуляют слухи о волшебных средствах от нежелательной беременности, на что Эммалиэ ответила:
- Не рискуй, не пробуй. Не слыхала я, чтобы чудесные таблетки помогли кому-нибудь. Зато наши женщины потихоньку уезжают, покуда незаметно, что в тягости.
Значит, Оламирь предлагает помощь не всем подряд, а избирательно. И одарила вниманием Айями, потому что та отхватила "шишку". Не захудалого лейтенантика, а господина подполковника. Высокого военачальника.
- Что же делать? Как уберечься? - размышляла Айями вслух, грызя ноготь.
- Для начала высчитывать безопасные дни, - ответила Эммалиэ. - И молиться, чтобы циклимы не наступили.
Мудрая и деликатная Эммалиэ. Заметила, что Айями вернулась домой сама не своя, и поддержала, не став поучать: "А ведь я предупреждала". Хотя могла бы.
Но соседка не догадывалась, что Айями боялась не возможной тягости. Угнетала мысль, что слова Оламки окажутся правдой, и что господину подполковнику плевать, какую амидарейку обхаживать. Оттого и промолчала Айями о том, что заметила недавно: грудь потяжелела и приобрела болезненную чувствительность. Особенно отчетливо дискомфорт ощущался по утрам, со сна.