- Прости, - Айями обняла его и уткнулась, шепча на ухо. - Прости, прости...
Прижалась и затихла. Ну, что тут еще скажешь?
- За что прощать? Наоборот, я бы удивился, если бы ты не заступилась. Это ведь твои сородичи, - хмыкнул Веч. - Но есть темы, которые лучше не трогать.
Провальный вечер завершился более или менее сносно. Ледок натянутости треснул, и прощание в машине у подъезда получилось примиряющим.
Зато Эммалиэ, выслушав подробности, опять-таки отрезвила.
- Согласна, на совести у амидарейцев достаточно грехов. Но и даганны не лучше. Наступая, подчистую вырезали наши поселения, не жалея ни малых, ни старых. Иногда я размышляю, откуда в людях столько ненависти, и где она прячется, дожидаясь своего часа. Ведь наши народы никогда не враждовали, и вдруг словно бешеная собака покусала.
- Зато сейчас даганны ведут себя цивилизованно. Не устраивают самосуд и произвол, хотя запросто могли бы нас истребить, - возразила Айями.
- Им невыгодно. Нашими руками они перевозят богатства Амидареи в свою страну и нашими же руками собираются восстанавливать свою землю.
Поэтому и помалкивает господин подполковник, прикрываясь запретами как щитом. И увиливает от прямого ответа о будущем Амидареи, потому что ему не хватит мужества признать очевидное, глядя в глаза Айями.
- Пусть восстанавливают, но без нас с вами. В Даганнию не поедем, - постановила она твердо.
Айями просили.
Помочь устроиться на работу.
Помочь, чтобы посылку для мужа приняли в тюрьме.
Помочь, чтобы миграционная служба разрешила переезд на север страны.
Помочь, чтобы для лечения тяжелой пневмонии у ребенка выделили лекарства. Тех, что получила Зоимэль, катастрофически мало.
Айями видела, в просьбах нет жажды наживы и поиска выгоды, а есть лишь стремление выжить и тревога за близких. Смогла бы она отказать? Нет. Смогла бы запросить плату за посредничество? Вряд ли. Потому что прекрасно понимала людей, обращавшихся к ней в последней надежде. Потому что, как и они, была амидарейкой, а национальная солидарность много значит в лихое и полное тягот время.
Господин подполковник не во всех случаях проявлял категоричность, и Айями научилась философски относиться к отказам. И научилась интуитивно распознавать заранее, пойдет ли Веч навстречу. Он ведь человек подневольный и подчиняется приказам. Если отвечает: "невозможно" или "забудь", надо слушаться и не давить на жалость слезой или обидой. Но и сказать человеку: "Нет, и не просите, бесполезно" Айями не могла. Говорила: "Я попробую, но не могу обещать с точностью".
Веч так и называл женщин, обращавшихся к ней за помощью: "твои амидарейки".
- Медицинское образование у твоей амидарейки есть? - спросил в ответ на ходатайство о трудоустройстве медсестрой или санитаркой.
- Нет. Она учительница.
- Почему не хочет в Даганнию? Там в ваших школах нехватка учителей.
- Так её муж здесь, в тюрьме. К нему приехала, вслед за ним и отправится, когда разрешат.
Веч помолчал.
- В госпиталь не возьмут, у них и без того переполнен штат. Можно пристроить на станцию уборщицей. Или побрезгует?
- Согласится, конечно, - возрадовалась Айями.
- Уборщицей? - переспросила разочарованно просительница. - А в госпиталь никак?
- Все вакансии заняты, увы.
- Может, в комендатуре найдется место?
- И там штат полностью заполнен, - ответила Айями, раздражаясь.
Женщина поджала губы.
- Вот вы почему-то не идете работать на станцию. Что ж, я понимаю, в комендатуре тепло, сухо, спокойно.
- Если вы знаете даганский, я могу порекомендовать, чтобы вас взяли переводчиком, - предложила Айями, впрочем, без особой уверенности в том, что обещание выполнимо. И вообще, чем недовольна просительница? Её обеспечат пайком, хозяйственными мелочами, выдадут пимы. Голодная смерть от переохлаждения не грозит.
- Нет, даганского я не знаю. Это варварский и убогий язык, - сказала женщина с пренебрежением.
"Значит, тебя не долбала жизнь по загривку, если отказываешься брать, что дают" - подумала Айями. - "И откуда такая неженка приехала?"
- Я могу работать секретарем, вести делопроизводство, - выдала та. - В архиве могу работать и в библиотеке.
У Айями округлились глаза. Что уж говорить, если Виинере лин Диамина, учительница литературы и по совместительству репортер местной газеты, уважаемая горожанами, в свое время отказалась уезжать в эвакуацию, а теперь работала посудомойкой при даганской столовой и не кривилась. И умудрялась при этом не терять достоинства.