- Риволийцы приехали с миротворческой миссией и привезли для нас медикаменты и продовольствие. А даганны не посмели запретить. Иначе в других странах о них сложится неблагоприятное впечатление, - передала Риарили очередной слух.
- А даганны взяли и испугались чужого мнения, - ответила Мариаль скептически.
- Почему бы и нет? Всем известно, что гибкая дипломатия приносит больше плодов, чем грубый ультиматум. А с соседями нужно жить дружно, тем более, когда страна ослаблена войной.
- Что-то риволийцы не спешили с помощью, - сказала Айями с сомнением. - Пока сподобились приехать, мы приноровились и без них выживать.
- Возможно, они решили поддержать не только наш город, но и поселения на севере. Сначала доставили помощь туда, а теперь дошла очередь и до нас, - предположила Риарили, и напарницы согласились с логичным выводом.
- Было бы здорово, если бы риволийцы помогли нам с восстановлением страны, - размечталась Мариаль.
- И помогут. Поэтому они и изучают наш город и решают, с чего начать, - поддержала Айями с воодушевлением.
Как и горожане, она пребывала в приподнятом настроении. Несмотря на то, что даганны держали иностранцев в изоляции, сам факт их приезда словно бы открыл второе дыхание. Люди, устав от неясности, начали мечтать и строить планы, и будущее виделось только хорошим.
В отсутствии достоверной информации слухи насчет истинной причины появления иностранцев множились и росли как снежный ком.
- Почему ироды косоглазые не подпускают к риволийцам?
- Боятся сговора. Как-никак риволийцы поддерживали нас в войне. Вот даганны и думают, что мы устроим им совместную пакость. Поставим подножку.
- Чтобы сговориться, нужно знать риволийский. А я помню только: "иххе ликей ра пьебба" (ривол. - Сегодня хорошая погода) . Или вот: "ле куи мон Перефоли. Ли мон деминиту" " (ривол. - "Меня зовут Перефоли. Мне десять лет").
- Какие "деминиту"? Не меньше "детриби" (ривол. - сорок).
- Вот я и говорю. "Деминиту" вызубрено наизусть со школы, а "детриби" - это сколько?
- Кто его знает. Не помню. Зато красиво звучит.
- Красиво, но бесполезно. Наш риволийский даже глухой не поймет. К тому же, мешает дурацкое произношение.
Ах да, знаменитая носовая "эн" и не менее знаменитое грассирующее "эр". Без них язык союзников похож на блеяние козла. Зато даганны бегло общаются с иностранцами, в частности, Веч. Айями видела в окно, как он разговаривал с приезжими, и ничуть бы не удивилась, если бы беседа шла на риволийском. Потому что господин подполковник - кладезь сюрпризов, равно как и его соплеменники.
- А я думаю, даганны боятся, что мы не поедем в ихнюю страну и предпочтем киношной заманухе добрососедство с Риволией. И тогда косоглазые останутся без рабов на дармовщинку.
- Сплюнь, а то ироды, и правда, перестрахуются и угонят нас насильно.
Наверное, даганны догадывались, о чем судачат горожане. А может, знали доподлинно с помощью подслушивающих "жучков", однако не утруждали себя ни опровержением сплетен, ни их подтверждением. Внимание военных сосредоточилось на двух приезжих. И пусть иностранцы не провоцировали полновластных хозяев городка, тихо-мирно прохаживаясь по набережной под присмотром даганнов, Айями поставила вторую галочку в списке, ознаменовавшем начало перемен. В приезде риволийцев ей виделся особый знак. И впервые посетила мысль: каково это - жить без Веча, будучи разделенной с ним тысячами километров. Он - у себя на родине, в Даганнии, а Айями - на севере своей страны. Сможет ли она прожить остаток дней в разлуке с тем, кто прочно укрепился в мыслях? Не истает ли сердце от тоски раньше, чем дочка подрастёт и повзрослеет?
И уверяла себя: она сможет. Сумеет ради Люнечки и ради семьи.
А вот Эммалиэ, наоборот, восприняла сдержанно новость о приезде миротворцев и не источала оптимизм.
- А что он говорит о риволийцах?
- Ничего. Ему некогда.
С приездом иностранных гостей Веч совсем погряз в делах, и вид у него был озабоченный. Такой, что Айями сразу поняла: это тот самый момент, когда служба на первом месте, и лучше не соваться по пустякам к господину подполковнику. Иначе можно попасть под горячую руку и нахлебаться от него раздражения. Правда, сначала мелькнула мысль, отравившая вечер ядом сомнения, о том, что Веч нашел замену амидарейской мехрем, оттого и увиливает от встреч, изображая чрезмерную занятость. Но недолго промучилась Айями бессонницей, терзаясь подозрениями. Одну ноченьку, потому как, поднимаясь утром в комнату переводчиц, столкнулась с Вечем на лестнице. Случайно или специально - кто знает. Он спешил и, как был в куртке, утянул Айями в мужскую уборную, где, притиснув к стене, истерзал губы поцелуем.
- Бесова отрыжка, - выругался, отстранившись. - Скорей бы закончилась эта катавасия. Хочу тебя - не могу.
Веч не стал вдаваться в объяснения о том, что подразумевается под катавасией: хлопоты, связанные с сокращением численности гарнизона, или приезд риволийцев, но из сказанного выходило, что господин подполковник - заложник долга и выполняет приказы, не по своей прихоти отменяя свидания с Айями.
Прямолинейное признание Веча окрасило её щеки румянцем, а неловкость добавила цвета щекам, когда на пороге уборной возник лейтенант, невозмутимо откозырявший старшему по званию.
Айями так и не поговорила с ним толком об угрозах бандитов, вернее, не рассказала отцензуренную версию. Успокаивало, что те больше не появлялись, видимо, вняли предупреждению и затаились. К тому же, с приездом риволийцев прибавилось патрулей на улицах. Иногда по пути на работу у Айями успевали дважды проверить документы.
Диамал и его дружок пропали с горизонта, но женщины не надеялись на авось и соблюдали осторожность. Потемну не выходили из дома и закрывали ставни до наступления сумерек. А на ночь придвигали тумбочку к входной двери, перекрывая дверной проем, и поверх водружали ведра - пустые и с водой. Не ахти какая защита, зато наделает шуму и замедлит бандитов, а может, и вспугнет. Эммалиэ перестала доверять замкам и спала теперь со стилетом под подушкой.