- По вашим словам выходит, что риволийцы воевали нашими руками. И руками даганнов, - ответила Айями, неприятно пораженная услышанным. Всё, во что раньше истово верилось, сегодняшним вечером рушилось на глазах. Осыпалось, разваливалось словно замок из песка.
- Выходит, так. Теперь я понимаю, на что намекал проводник, когда согласился перевести меня через линию фронта. И ведь знал, шельмец, все тайные тропки: где минные ловушки, где даганны заняли оборону, а где ничейная земля. Провёл туда и обратно без заминки. Но воевать категорически отказывался. "Я, - говорил, - убежденный пацифист и не приемлю оружия в руках". А я-то, глупая, упрекнула, дескать, в трудную для отчизны минуту только последние трусы прячутся от ответственности и от долга. И не раз своё презрение выказывала, разве что открыто предателем не назвала, а он смеялся в ответ. И повторял: "Ты, мать, не с тем врагом воюешь. Очевидного не замечаешь. Твой враг невидим. За плечом стоит и на ухо нашептывает, убаюкивает. А я не люблю, когда меня дураком выставляют, потому и воевать не собираюсь. Принципиально". Эх, кабы сообразила я тогда, о чем он толковал, не верила бы слепо всему, чем нас пичкали газеты и радио.
- А если бы и поняли, всё равно бы не поверили. Потому что доказательств нет, - сказал Айрамир.
- Почему же их нет? Ты - прямое доказательство, - возразила Айями. - А через клятву допустимо переступить. Потому что нельзя утаивать то, чему ты стал свидетелем. Ведь речь идет о восстановлении справедливости. Все должны узнать правду, и даганны тоже!
- Сразу видно, слушала ты меня одним ухом. Что с тебя взять, женщина и есть женщина, - ответил парень снисходительно. - Во-первых, моё слово бездоказательно. Вот факты и улики - то, что надо. Но их нет. А какой из меня свидетель, если я и названия той деревни не знаю, и на карте не смогу показать, потому что мы тогда без неё двигались и без компаса, по наитию. И приметных мест в тех краях не припомню. Ни речки, ни ручья, ни оврага поблизости. Строения если и были, давно стали прахом. Так что ориентиры не сохранились. А во-вторых, - повысил он голос, увидев, что Айями порывается вставить словечко, - ты не просекла главного. О старлее, что в окружении нами командовал, и о начгоспиталя, что мой рассказ запротоколировал. И о командире полка, к которому меня направили после выписки. - Заметив растерянность Айями, парень вспылил: - Да как ты не сообразишь, что у них всё было и есть схвачено! Армия - сверху донизу - плясала под чужую дудку, я уж не говорю о гражданских! Сколько же их, продажных гадов, крутилось в передовых частях и в тылу? Не сосчитать и не узнать. А дружок мой и того выше берет. Говорит, среди генералов было немало завербованных, и в правительстве тоже. Я ж каждого встречного-поперечного в предательстве подозревал. На ротного смотрю и гадаю: наш или купленная сволочь? С бойцами из взвода последними папиросами делюсь, а в голове неотступно долбится: никому не верь! Чуть не свихнулся от подозрений.
- "Враг невидим. Он среди нас", - слабым голосом процитировала Эммалиэ свои же слова и прокашлялась. - А по другому называется "подрывная деятельность", этот термин я помню из гарнизонной жизни. Но и предположить не могла... Получается, риволийцы развернули в Амидарее целую сеть... шпионскую, - выговорила она неуверенно и удивленно. - Агенты, пароли, явки... диверсии... Как в учебнике по военной тактике и разведке... Невероятно...
- Доказывать и убеждать не буду, нет у меня на это времени. Да и дружок мой заждался в условленном месте, - сказал парень и начал собираться. - Но имейте в виду вот что. Война закончилась, а невидимый враг не растаял. Он прячется здесь, в городе, и может маскироваться под любое обличье. Кто угодно: соседка по подъезду, товарка на рынке, комиссованный вояка... Тот, кого вы заподозрите в последнюю очередь.
- Да ну? - воскликнула неверяще Айями. - Зачем ему здесь... шпионить? У нас нет ничего интересного.
- Разве? А даганский гарнизон? А пленные? А гражданское население? Стопудово, шпион, один он или их несколько, пасётся в поле зрения даганнов. Ведь ему нужно добывать сведения и передавать в центр. Война-то давно закончилась, а Риволия до сих пор темнит. Сидят союзнички как мыши и о себе не заявляют, - ответил невозмутимо Айрамир, продевая ремень через шлевки ватных штанов.
- Резидент, - вставила Эммалиэ. - В разведке такого человека называют резидентом.