Император крутился, как жук в кипятке. Маэстро Дельфина, юное существо с ангельским личиком, стелила жестко. Больше всего ее бы устроила немедленная выдача на расправу премьер-министра Бассиануса. Желательно вместе с другими бывшими влиятельными гильдейцами, осевшими в Анатоле. Она прекрасно понимала, что требует слишком много, но считала важным обозначить свои интересы. Пусть император Анастас знает, чего ему будет стоить в будущем малейший промах.
Сейчас она готова была удовлетвориться демонстрацией покорности.
Поэтому император нашел козла отпущения и официально принес его в жертву.
Алекс Роу, едва начав вставать, узнал, что лишен анатольского гражданства — как нарушитель договора, чуть было не поставивший под удар империю.
— И что это означает? — спросил он у Бассиануса. Премьер-министр упорно отводил взгляд. Ему было чудовищно стыдно, но он ничего не мог поделать.
— Наказание невиновных и награждение непричастных, — угрюмо сказал старик. — Вы невиновны, вот вам и досталось. Император прекрасно понимает, что это несправедливо, но вынужден сдать пешку, чтобы не получить болезненный удар.
— Я сброшен с поля?
— Да. По крайней мере так должна считать Гильдия.
— А на самом деле?
Бассианус помолчал, прежде чем ответить. Потом наконец взглянул Алексу в лицо.
— На самом деле это развязывает нам руки. Вы свободны ото всех обязательств. Вы ничего больше не должны императору и Анатолю. Но император просил вас о содействии.
— В чем именно? Договаривайте, господин премьер-министр.
Бассианус вздохнул — и договорил.
— 13Мне было тринадцать, когда он взял на себя опеку над осиротевшим дизитским пацаном. Впереди было неведомое будущее, мигавшее сквозь туман еще неясными огнями. И тогда он спросил, понимаю ли я — в этом будущем неизбежна война, в которой мне, сыну дизитского адмирала, придется сражаться против своей родины. Я помню, что ответил ему. Я думал так в тринадцать лет, я думаю так и сейчас.
— Войны заканчиваются, и приходится договариваться. Я сделаю все, чтобы Дизит договаривался с вами, господин Бассианус.
Однажды я поднялся в небо и оставил там все, что у меня было в жизни. Ради договора между Дизитом и господином Бассианусом.
Теперь он предложил мне сделать то же самое — снова.
Я согласился.
Мне больше нечего было терять.
— 14Небо льется по моему лицу, пронизывает тело насквозь, подталкивает в спину, плещется в глазах, рябит, сверкает, переливается. Я невесом, я растворен в небе, я не плыву в нем — я в нем существую, и вне неба меня нет. Однажды меня развеет ветром, как те облака… как все облака рано или поздно. Останется только мой голос, но и его никто не услышит. Некому. Ты — могла бы, но небо взяло тебя раньше, чем меня.
Когда я растаю в небе, я буду с тобой вечно.
— 15Верфь. Наемный грузовичок входит в док, швартуется. Откатывается дверь, и на железный трап ступает высокий человек в серой шинели с чужого плеча.
Подходит механик в рабочем комбинезоне, кивает, спрашивает:
— Ремонт?
— Насчет ремонта спроси у пилота, Альфи, — отвечает вновь прибывший. — Дагобел здесь?
Механик всматривается в жесткое угрюмое лицо, погасшее, утратившее мальчишескую округлость, ахает:
— Я не узнал тебя, Алекс. Ты похож на привидение.
— Я и есть привидение. Так Дагобел у себя?
— Дагобел в ангаре, иди прямо туда.
Алекс кивает и идет, ссутулив плечи, в сторону ангара. Альфи смотрит ему вслед, потом встряхивает головой, отгоняя недоуменные мысли, и поворачивается к пилоту грузовика:
— Ремонт?
— Скорее техосмотр, — отвечает пилот. — Поглядите, что-то у меня стучит в центрифуге на поворотах.
— Сделаем, — кивает Альфи. — Скорее всего, дешевый плохо очищенный клавдий, песок из примесей сбился в пробку… бывает.
Алекс входит в ангар. Все здесь так и не так, как два года назад. Полуразобранные машины, детали в корыте с маслом, жужжание дрели, железный лязг, гудение двигателя, который гоняют на холостом ходу, прислушиваясь к неправильным нотам в его звуке… Новые лица среди давно знакомых. Человек, которого он ищет, здесь — Рессиус о чем-то беседует с молодым незнакомым механиком, склонившись над хитрым узлом из валов и шестерней.
Алекс подходит ближе и говорит негромко:
— Здравствуй, Рессиус.
Дагобел поднимает голову, всматривается, глаза его расширяются, рот округляется:
— Алекс!
Он оставляет механика, едва извинившись, и тянет Алекса к себе в каюту.