- Вот! Глядите. То здание, которое мы вчера отбили!
Над зданием гордо развевается красный флаг.
Возле нас собираются представители некоторых передовых частей. Каждый стремится в первую очередь показать тот кусочек земли, который бойцам удалось вырвать у врага. В этом нет и тени хвастовства. Командиры гордятся своими победами не меньше, чем успехами соседей. Долго глаз стереотрубы смотрит на Толедский мост. Возле этого моста, ведущего через Мансанарес в центр Мадрида, уже несколько месяцев кипят кровопролитные бои. Как нигде, у каменного Толедского моста звучит могучее и непреклонное "No pasaran!". Первой обороняла этот мост бригада Лукача - Мате Залки. С той поры защитники Мадрида считают высокой честью стать на охрану моста. Круто поворачиваясь, стереотруба останавливается на зеленой путанице ветвей парка Каса-дель-Кампо. Здесь марокканцы ближе всего подошли к центру Мадрида. От "Телефоника" до парка не больше двух километров.
Часть парка Каса-дель-Кампо, Университетского городка, западный берег реки Мансанарес - вот все, что захватили мятежники. Здесь линия фронта (заметим, что защитники Мадрида держали врага на этой линии два с лишним года!).
Оторвавшись от стереотрубы, мы долго смотрим с высоты семнадцатого этажа на Мадрид. Узкой синеватой лентой вьется по его западным и юго-западным окраинам Мансанарес. Невелика река, но слава о ней гремит сейчас по всему свету. Ежедневно ее упоминают военные сводки, поэты слагают о ней песни. Мансанарес - рубеж, о который споткнулись фашисты.
К востоку от Мансанареса к центру города тянутся лучи улиц. Многие из них забаррикадированы мешками с песком. На зданиях колышутся красные флаги. Город прекрасен красотой солдата, вставшего на пути врага и уверенного в своих силах.
Колышутся красные флаги, и где-то там, внизу, по знойной, солнечной улице Алькала еще движутся демонстранты.
- Тише, не разговаривайте. Может быть, мы услышим их. Слышите?
До нас доносится песня демонстрантов.
- Наши поют, - тихо говорит полковник, положив руку на плечо Минаева.
Наши поют! Мы, русские, и они, испанцы,- одно целое. Ни границы, ни обычаи, ни язык - ничто и никогда не разъединит народы, если их влечет одна цель - победа. Вот о чем я напишу товарищам в Москву!
Через час на аэродроме вырываю листок из блокнота, достаю перо. Но в этот момент взлетает огненно-красная ракета. Тревога! Вылет!
Ветер, поднятый пропеллером, отбрасывает далеко в сторону и белый листок, и взъерошенный блокнот! Взлетаем прямо со стоянок, не теряя времени на выруливание.
...А нам свежие газеты, журналы, письма привозят в полдень прямо на аэродром. Мы с нетерпением ждем прибытия почты, хотя писем нам пока еще не шлют и, наверное, не скоро пришлют, а газеты и журналы - испанские, мы читаем их еще с трудом. Но желание узнать, что происходит на фронте, в мире, а главное - как живет наша Родина, так велико, что мы с жадностью развертываем и мадридские газеты.
И вдруг... Не ослышались ли мы? Наш почтарь веселым тенорком кричит нам, размахивая пачкой газет:
Камарадас! Периодико русо! (Русские газеты!) Что есть духу бежим навстречу почтальону. Никогда не думал, что можно так обрадоваться не письму, не весточке от родных, а газете. А впрочем, сейчас газета для нас - письмо с Родины, письмо о Родине.
- "Правда"! - восторженно кричит Панас, потрясая номером газеты.
Волощенко осторожно, двумя пальцами, держит в руках "Огонек". Знакомый заголовок "Известия" поглощает все внимание Бутрыма.
Кого благодарить? Кто так здорово придумал, прислав нам как раз те номера газет, о которых мы больше всего мечтали,- номера, посвященные перелету Чкалова и его друзей?!
Двадцатого июля Иван Кумарьян прочитал нам из одной испанской газеты очень краткое сообщение о том, что советский летчик Чкалов вместе с двумя своими товарищами на одномоторном самолете перелетел через Северный полюс и приземлился в Америке. И больше никаких подробностей. Все наши попытки узнать что-нибудь еще - тщетны, другие газеты прошли мимо этого события и печатали главным образом о происходящей войне, о политике вокруг нее.
И вот наконец-то смотрим на портреты дорогих нам земляков - Чкалова, Байдукова, Белякова, с жадностью читаем все, что относится к этому удивительно смелому свершению в истории человечества. Представляем, с каким удивлением американцы смотрят на героев русских с приятными, добродушными лицами, на тех самых русских, о которых в те годы так часто говорили как о невежественных, почти первобытных или представляли их в образе красных комиссаров, готовых уничтожить все святое на земле.
Каждая прочитанная нами строчка вызывает в душе ликование, гордость за Советский Союз. Даже одно то, что мы сами являемся советскими летчиками, дает нам право принять частицу мужественного чкаловского перелета как свое личное дело.
Испанские летчики, техники спрашивают, знал ли кто из нас Чкалова. Саша Минаев отвечает:
- Вместе учились летать. Валерий на два года раньше меня окончил военное училище летчиков.
Испанцы вопросительно смотрят на нас. Мы с Петром Бутрымом дополняем. Говорю я и беспокоюсь, сможет ли Иван Кумарьян точно перевести:
- Знаем Валерия Павловича, он прилетал к нам на аэродром еще в тысяча девятьсот тридцать пятом году, чтобы помочь освоить новый тип истребителя, самолет И-16. Чкалов испытывал этот самолет, и вот теперь мы летаем вместе с вами на том самом самолете, который вы называете "мошкой".
Испанцы смотрят на свои самолеты, смотрят на нас с таким удивлением, будто мы перелетели вместе с Чкаловым через Северный полюс.
А я в тот день, конечно, не мог и предположить, что без малого через год буду часто встречаться с Чкаловым в кругу общих друзей. Валерий Павлович особенно сблизился с Анатолием Серовым: они были немного похожи друг на друга своими бунтарскими характерами и очень часто сходились во взглядах, обсуждая проблемные вопросы авиации.
Чкалов не скрывал своей зависти к нам, высказывая мысль, что для летчика-испытателя бои с фашистами в Испании - самая лучшая проверка всех его качеств, он не раз сетовал, несмотря на веские доводы, что его не пускали в Испанию. Мы-то знали, почему его не пускали: в Чкалове видели человека, которому суждено двинуть далеко вперед перспективы развития авиации.
И не думали мы о том, что вскоре нам троим - Серову, Якушину и мне придется выполнить от лица всех советских летчиков печальную миссию пилотировать над Красной площадью в день похорон Чкалова...
А пока что мы ведем бои в небе Испании. Саша Минаев как-то вернулся из штаба хмурый и озабоченный:
- Все к моему КП! Есть серьезная новость.
Командный пункт Минаева оборудован нехитро: возле своей стоянки он разбил палатку, в ней телефонный аппарат, дежурный - вот и все. Минаев считает, что КП у него расположен очень удобно: он всегда может взлететь первым.
Быстро собираемся возле палатки - всем в нее не вместиться.
- В последнем бою мы сбили двух итальянцев,- говорит Минаев. - Так вот, эти молодчики сообщили: недавно на одном из совещаний Франко заявил, что в ближайшее время вся республиканская авиация будет разгромлена с помощью немецких истребителей новейшей конструкции. Заявление хвастливое. Но оно не случайное. Пленные фашистские летчики, правда, не знают данных нового немецкого самолета, однако они якобы слышали, что это машина с большими возможностями и значительно превышает летно-тактические данные всех действовавших до сей поры на фронте истребителей. Слышали они также и то, что на этих новых машинах будут летать только немецкие авиаторы, имеющие отличную подготовку и практический боевой опыт. Отборные летчики. Понимаете?
- Может быть, всего-навсего очередной пропагандистский трюк фашистов? замечает кто-то.