Да, наш спутник оказался на редкость веселым малым.
Пароход не пришел и на другой день. Надолго ли мы тут застрянем? Сопровождающий пожимает плечами: странно, но пароход, видимо, где-то задержался - это раз; потом учтите, что погрузка займет несколько дней- это два. В общем, с недельку придется просидеть.
- Отдыхайте, загорайте, - говорит он нам.
Пока я хорошо знаю лишь Бутрыма и Минаева. Высокий, костлявый и, как большинство людей такого склада, медлительный, Бутрым выглядит взрослее нас всех. Я думаю, что он может оказаться нашим командиром, и сравниваю его с Сашей Минаевым. Так же, как и Бутрыма, я знаю Минаева давно и так же давно люблю. Мы почти одногодки с ним, но я привык считать его старшим. Спорить с ним трудно: он умеет находить веские, неотразимые доводы; поссориться невозможно: он предельно честен в отношениях с друзьями. Вообще он удивительный человек: за что бы ни брался, все у него выходило ладно, толково и красиво.
В разговоре кто-то вспомнил об Анатолии Серове. Я о нем слышал не раз, но видел его только однажды, и то мельком. Помню, он с первой минуты произвел на меня большое впечатление: рослый, с широко развернутыми плечами и открытым, энергичным лицом.
Лежа на горячей севастопольской земле, с удовольствием слушаю рассказы о Серове и молча присоединяюсь к общему мнению: хорошо бы и ему разрешили ехать в Испанию вместе с нами.
Майское солнце припекает изрядно, и беседа наша. течет неторопливо. Тихо плещут о берег волны, и так же тихо рассказывает что-то Панас. Я прислушиваюсь: Па-паса ли это голос? Приглушенный, странно печальный...
- Батьку доконали царские жандармы. Мать говорит, веселый был: начнет плясать - хата ходуном ходит. А я ничего не помню. Только помню - борода у него была колючая, он любил щекотать бородой. И брата я потерял старшего - тот махновцам попался в лапы. В братской могиле похоронили. Сейчас там памятник стоит, и на памятнике фамилия: "Иванов".
Я слушаю Панаса, и мне становится ясно, почему этого парня потянуло в Испанию.
Все жарче и жарче печет солнце. Не выдержав зноя, Волощенко уползает в палатку. И сразу же оттуда раздается неунывающий хрип патефона. Море, белые палатки, легкая музыка - да и впрямь не на отдых ли мы приехали? Долго мы тут будем валяться?
- Куда пропал сопровождающий? - говорит Минаев. Никто не может ответить: сопровождающий исчез бесследно, мы даже не заметили, на чем он уехал.
- Неужели мы только сутки живем здесь? - спрашивает Минаев. - Чудно... Кажется, будто уже давным-давно. Во всяком случае, пора сниматься.
И смотрит на бухту. Бухта - это угнетает нас больше всего - пустынна. На приколе стоят два буксирчика, несколько шаланд - и все.
Испания почему-то кажется очень далекой страной. Гораздо более далекой, чем это нам раньше казалось.
Как в сказке - заснули после обеда, а в это время произошло чудо. Просыпаемся - в бухте стоит большой двухтрубный пароход. Видно, только что подошел: по всей бухте волнами морщится вода. На палубе суетятся черноволосые, загорелые матросы. Явственно слышны незнакомые, твердые слова.
- Испанцы, - догадывается кто-то из нас, и, охваченные внезапной радостью, мы кричим, перебивая друг друга:
- Привет, товарищи!
Нас замечают. Матросы подходят к самому борту и, приветственно подняв сжатые кулаки, отвечают:
- Салуд, камарадас!
Первое знакомство. Пароход подошел так близко, что мы отчетливо различаем лица матросов, видим, что они возбуждены встречей. Не в силах оторваться, смотрим на пароход, пока Минаев не догадывается:
- Им же работать надо. А мы митинг устроили. Кричим друг другу и ничего не понимаем.
Нехотя уходим в палатку. Но нет-нет да кто-нибудь и приоткроет угол полотнища и снова взглянет на пароход, читая по складам его название: "Oldecon". Там уже кипит работа.
Идет погрузка. Раздаются возгласы, которые можно услышать в любом порту мира: "Вира! Майна!" Испанцы умеют работать темпераментно и легко, с каким-то удивительно праздничным подъемом. Мы любуемся ими, и кто-то, кажется Бутрым, не выдерживает:
- Чем глазеть без толку, пошли бы помогли...
Но его прерывает появившийся сопровождающий:
- Я советую вам заняться другим - изучением испанского языка. Пригодится.
Толковое предложение. Мы и сами не раз задумывались над простым вопросом: а как будем разговаривать с испанцами?
Наш маленький лагерь пополнился еще одним человеком. Вместе с сопровождающим прибыл молодой человек, на вид лет двадцати, не больше, одет скромно, опрятно. Сразу видно, что военной формы еще не носил, но, видно, с дисциплиной в ладу, коли не включился в разговор до тех пор, пока его не представил сопровождающий:
- Вот и учитель испанского языка, в Испании будет работать военным переводчиком. Леонид Резников.
Нас эта новость поразила. Совсем молодой парень, а уже знает иностранный язык, да какой - испанский!
Спросонок ничего не могу понять. Невероятный шум, крики, хохот. Вскакиваю с постели - мимо меня пролетает подушка.
- Довольно спать, сони! - кричит здоровенный детина и стаскивает за ноги с постели ничего не соображающего Волощенко.
Протирая глаза, всматриваюсь - Серов! А он, не давая опомниться, уже командует:
- Ну-ка, быстро в море! Утро какое, а они спят!
И заразительно смеется. Удивительный человек этот Серов - почти никто из нас не знает его, а он врывается к нам, словно мы его старые друзья. И главное - сразу же располагает к себе, так что не остается места ни. для обиды, ни для смущения. Уж на что молчалив Бутрым, но и тот громко смеется и весело расталкивает все еще полусонного Волощенко.
Не одеваясь, в трусах, обступаем Анатолия и забрасываем его вопросами. А ему не стоится на месте. Бурно жестикулируя, рассказывает, как он по дороге в Севастополь все боялся, что мы уже отплыли.
- Ну, так когда же? Когда? - спрашивает он нас.
Мы показываем на пароход: мол, грузится. Серов круто поворачивается, внимательно смотрит на него и покачивает головой:
- Н-да... Ясно. Самый обычный грузовой теплоход. На этом корабле нам долго придется шлепать до берегов Испании. Скорость не больше двенадцати узлов. И то по праздникам.
Утром начинаем второе занятие по изучению испанского языка.
- Вчера мы занимались только три часа, - говорит сопровождающий. - Советую вам наилучшим образом использовать свободное время и отдавать языку каждый день шесть часов.
Панас пробует о чем-то заикнуться, но его обрывает Серов:
- Шесть часов - мало. Восемь часов - нормально. Будем заниматься столько, сколько нужно. Язык-то испанский!
Лицо его становится сосредоточенным. Он достает блокнот, чинит карандаш и выжидающе глядит. Каких-нибудь пять минут назад Толя неугомонно носился в воде, хохотал на всю бухту. Как он быстро и резко изменился!
- Ну что ж, повторим испанский алфавит и произношение отдельных звуков, размеренно говорит переводчик. - Вчера мы узнали, что испанская буква "А" пишется так же, как русская "А", и точно соответствует гласной "а" в нашем языке. Так что здесь никакой разницы нет...
Серов начинает ерзать на месте.
- Извините, - говорит он переводчику, когда тот смотрит в его сторону. Все это - и звуки и грамматику - мы будем повторять днем и ночью. Это я вам обещаю. А сейчас мне хочется, чтобы вы прежде всего научили нас приветствовать испанцев. А то вот он, пароход, люди на нем, наши товарищи, а мы и поздороваться с ними не умеем.
Учитель улыбается:
- Ну что ж, тоже правильно. "Здравствуй, товарищ" по-испански - "салуд, камарада".
Чтобы не ошибиться, Серов повторяет слова по слогам и тут же размашисто русскими буквами записывает их в блокнот.
Перед обедом Анатолий приводит в растерянность повара - совершенно серьезно спрашивает его громовым голосом:
- Амиго, что у вас сегодня для авиадор русо?
А вечером ходит по берегу и бубнит под нос все, что было задано выучить, отдельные слова, грамматические правила. Панасу не везет: попадается на глаза Серову, и тот допрашивает его с пристрастием. Убедившись, что Панас не знает и половины первого урока, Серов тащит беднягу на расправу к учителю. Тот смеется: