И в этот момент Серов взглянул на приборы. Взглянул - и невольно похолодел: горючее было на исходе. Под самолетом он различил контуры незнакомой местности. Азарт преследования далеко завел летчика. "До своего аэродрома не дотянуть", - понял Серов. Круто развернувшись, он пошел прямо на Мадрид. Остатки бензина убывали катастрофически. И вдруг костер! Серов тут же сообразил: догорает сбитый бомбардировщик. Значит, под ним - своя территория, он твердо знал, что бомбардировщик упал в расположении республиканцев. И так как бензина уже почти не оставалось, решил садиться где-нибудь поблизости от догорающего самолета.
Но выбрать подходящую площадку для приземления было почти невозможно. Планируя на малой скорости, Серов заметил узкую светлую полоску на темном фоне земли. Иного выбора уже не было, надо было садиться. Сделав последние расчеты, Анатолий перед самой землей выключил мотор. Колеса коснулись земли. Самолет пробежал несколько десятков метров и остановился.
Не веря свершившемуся, Серов неподвижно сидел в кабине. Он не только дотянул до своих, не только приземлился, но его "чато" остался совершенно целым и невредимым! А когда летчик вышел из машины и прошелся из края в край по узкой полоске, устланной золотистой соломой сжатого хлеба, то невольно содрогнулся: его самолет стоял в пяти метрах от глубокого оврага...
Совсем близко была слышна ночная вялая перестрелка. Где-то неподалеку проходила линия фронта. Оставив машину, Анатолий пошел на восток: надо было поскорее найти людей, которые помогли бы до рассвета оттащить самолет подальше от переднего края.
Пробираясь меж камней и глубоких воронок, Серов осторожно продвигался вперед. Вдруг перед ним мелькнули тени. Анатолий на всякий случай вынул пистолет. Тени снова скользнули и скрылись где-то совсем рядом.
Летчика тихо окликнули. Анатолий замер на секунду, но тотчас же решился ответить:
- Компаньерос!..
Впереди зашевелились, и Серов громко сказал по-испански:
- Компаньерос. Авиадор русо!
- Наш летчик! - раздались в ответ радостные возгласы.
Из темноты выскочили несколько республиканских бойцов, к ним, появившись словно из-под земли, присоединились другие.
Через минуту в блиндаже командира пехотной части уже зазвонили телефоны. Соседняя танковая часть обещала немедленно привезти бензин. Солдаты отправились расчищать площадку, на которой стоял "чато". Бережно они отгребали в сторону сжатую пшеницу, выворачивали камни, унося их к оврагу. С помощью бойцов Анатолий заправил самолет и развернул его носом в обратную сторону.
- Теперь я могу взлететь, - сказал он.
- Взлететь? - переспросил командир и задумался.- Я ничего не смыслю в авиации, но мне кажется, что вы, комарада Серов, идете на большой риск. Площадка крайне мала. Не лучше ли попробовать с нашей помощью вытащить самолет на ближайшую дорогу, там разобрать его и в таком виде отвезти на аэродром.
- Это невозможно! На несколько дней я останусь без машины и не смогу летать. И потом, - Серов улыбнулся, - если я благополучно приземлился, то наверняка и поднимусь нормально.
- Вы, несомненно, коммунист?
- Да.
- Это ясно. Я не буду настаивать на своем предложении. Я тоже коммунист и хорошо понимаю вас. Только, прошу, будьте настороже: фашисты очень близко от нас и могут в любую минуту открыть по самолету не только артиллерийский, но и пулеметный огонь. Вашу вынужденную посадку они, конечно, заметили.
- А почему же они сейчас молчат?
- Ждут рассвета. Кроме того, они, наверное, думают, что самолет неисправный и потому не сможет улететь.
- Тем лучше, - усмехнулся Анатолий.
- Можно пожать вам руку? - неожиданно спросил молоденький солдат. - Я давно мечтал пожать руку русскому летчику.
Волнение солдата передалось Серову. По приглашению бойцов Серов пошел по траншеям от одного блиндажа к другому. Летчику наперебой задавали вопросы. Ему протягивали походные фляги, наполненные вином ("Нет вина приятнее, чем в Андалузии!"), предлагали закурить сигареты ("Попробуйте наших, солдатских!"), карманы его куртки и брюк были набиты яблоками и апельсинами ("Вы не можете отказаться: мне их прислали на фронт родные...").
Небо бледнело, предвещая чистую зарю.
В это время Михаил Якушин, облокотившись на крыло своего самолета, стоял в тяжелом раздумье.
В полете он видел, как далеко в стороне фронта загорелся в воздухе чей-то самолет. Горел он не так, как сбитый им прошлой ночью бомбардировщик, вспыхнул. и погас, а затем снова разгорелся ярким пламенем. С недобрым предчувствием Якушин посадил машину и сразу же спросил:
- Анатолий не вернулся?
- Нет, - сказали ему.
Были запрошены все аэродромы. Отовсюду один ответ:
- Не видели. Не знаем.
За полночь ожидание стало невыносимым. Вернувшись на командный пункт, Якушин то садился возле телефона, то вставал, нервно расхаживая из угла в угол. Молчал телефон. Молчали люди. Не расходились, ждали.
Во втором часу ночи раздался звонок, первый за все эти тревожные часы. Якушин схватил трубку, люди затаили дыхание. Звонили из штаба Центрального фронта.
- Что? Жив? - крикнул обычно сдержанный Якушин. - И сбил! А где приземлился? Возле линии фронта? Спасибо, спасибо за известие!
...Предрассветный сумрак. Клочья тумана выстелили долины. Темнота отползла в ущелья, притаившись там.
Усевшись в кабину, Серов запустил мотор и, не теряя ни минуты, с места пошел на взлет. Мотор работал отлично. Самолет послушно бежал по земле. У самой границы площадки Анатолий заставил машину отделиться от земли. "Чато" послушно повис в воздухе над оврагом. Еще два-три лишних метра пробежки по земле - и трудно было бы надеяться на что-нибудь хорошее. Но Серов мастер своего дела, недаром он трижды измерил шагами длину площадки.
Фашисты не успели ахнуть, как Анатолий оказался уже над ними и ударил по окопам из всех своих пулеметов: не возвращаться же домой с неизрасходованным боекомплектом! Расстреляв все патроны, он развернулся обратно, покачал на прощание крыльями республиканцам и пошел на восток, в направлении Мадрида.
А на аэродроме возле посадочной полосы уже собралась вся эскадрилья. Когда Анатолий приземлился, десятки сильных рук подхватили его и несколько раз подбросили вверх.
Хватит, хватит, ребята! Во мне же весу... Надорветесь! - уговаривал Серов. - Знаете, чему я больше всего радуюсь сейчас? - спросил он неожиданно. Радуюсь, что не вижу здесь повешенных носов! Мне кажется, - и он, улыбаясь, посмотрел на тех, кто еще вчера сомневался в успехе ночных полетов, - что с сегодняшнего дня ни у кого не может быть сомнений в дальнейшем успехе ночной работы.
- Что ты, Толя! Какие могут быть сомнения! Две ночи - два бомбардировщика. Это же счет!
- Серова в штаб! - крикнул дежурный.
- Что такое? - спросил Анатолий.
- Привезли немцев, тех, что вы сбили. Хотят вас видеть.
- А спросили меня, хочу я видеть их или нет? - сердито повернулся Серов. И сдержался, понимая, что дежурный здесь ни при чем. - Ладно. Иду.
Два уцелевших немецких офицера считали себя асами. Держались они нагло, говоря, что дадут показания лишь в том случае, если им покажут летчика, который поставил их в положение пленных.
Анатолий вошел в комнату, где сидели пленные. Увидев его, оба немецких офицера, словно по команде, вытянулись в струнку и отдали честь. Серов обратился к переводчику и спросил, что гитлеровцам от него нужно. Один из офицеров, командир корабля, начал с апломбом, видимо, приготовившись к долгому разговору: