Все эти наши боевые дела, полеты происходили в присутствии Пьера Кота. Мы ничего не скрывали от него. Но было похоже, что гость чуточку сомневался в том, что ему пришлось видеть, полагая, будто командование фронта направило его в какую-то особую дивизию, укомплектованную одними асами. И неспроста к концу второго дня Кот обратился ко мне с просьбой показать ему, как летает кто-либо из молодых пилотов.
- Дело в том, - пришлось объяснить мне французскому гостю, - что у летчиков нашей дивизии, за исключением руководящего состава, средний возраст не более двадцати трех лет.
Кот смутился, а мы внесли предложение:
- Давайте сделаем так: выделим любого из тех, кто закончил летное училище не более двух лет назад и начал воевать уже после окончания Сталинградской битвы. Устраивает?
Показать свое мастерство в технике пилотирования у нас в дивизии могли десятки летчиков. Например, Сурнев, Фролов, Копитченко, Тайч, Посуйко, Лозовский, Сидоренко, Панин да и многие другие. Взвесив все, я решил остановиться на Александре Колдунове, и в первый раз обратился к нему не по-уставному:
- Саша, покажи-ка французу, как мы летаем! Все-таки бывший министр авиации. Небось кое-что в полетах понимает... - и представил Колдунова Пьеру Коту.
Перед гостем предстал худощавый, высокий пилот в солдатской шинели. В то время у нас не хватало летного обмундирования и Колдунов, прямо скажем, не смотрелся. Рукава шинели чуть ли не по локоть, кирзовые сапоги с короткими голенищами. Только вот шлемофон, перчатки да летные очки говорили, что этот русский солдат - летчик.
Колдунов взлетел. Через несколько минут он появился над командным пунктом. На высоте двадцати метров на большой скорости он перевернул самолет на "спину", пролетел над всем аэродромом вниз головой и затем на минимально допустимой высоте исполнил динамичный каскад фигур высшего пилотажа.
Бывший министр был в восторге:
- Вот это солдат! Вот это летчик!
Оживленно жестикулируя, Кот повторял, что ничего подобного не мог ожидать, что бывал на довоенных авиационных праздниках в Тушине, где летное искусство демонстрировали мастера с многолетним стажем. Здесь же - сама молодость, отчаянная смелость, талант, который от бога!..
Бывший министр французской авиации не все еще учел, и я заметил:
- Господин Пьер Кот! Там, над аэродромом Тушино, мы летали без вооружения и боеприпасов, то есть в облегченном варианте, а старший лейтенант Колдунов каждую минуту готов к бою.
Вручал ли еще кому француз золотые часы - не знаю, но летчика-истребителя Колдунова он отблагодарил именно так.
Приближались дни форсирования Днестра. Одесская операция отвлекла 3-й Украинский фронт от непрерывного преследования врага. Немцам удалось основательно укрепиться на правом берегу реки. И вот задачу форсирования ее должны были выполнять войска 8-й гвардейской армии генерала В. И. Чуйкова, а нашей дивизии всеми силами предстояло способствовать успешным боевым действиям передовых частей этой армии. Мы, летчики, давно привыкли к тому, что каждое форсирование больших рек всегда сопровождалось ожесточенными боями и на земле, и в воздухе, так что готовились к боевой работе по всем правилам.
Как всегда перед очередным наступлением, С. А. Вьюгин, мой заместитель по политчасти, организовывал во всех полках нашей дивизии митинги, партийные собрания, на которых коммунисты призывали своих товарищей отдать все силы для разгрома врага. Комсомольцы вступали в партию, обещая следовать примеру коммунистов.
В ночь на 6 мая 1944 года одна из дивизий армии Чуйкова переправилась и сосредоточилась на правом берегу Днестра, в районе Ташлык и Шерпены.
Перед тем как выбрать место для командного пункта дивизии и установить там радиостанцию, мне предстояло самому увидеть с воздуха этот занятый плацдарм и тщательно изучить в его районе наиболее характерные ориентиры. В полет на разведку, помню, взял с собой старшего лейтенанта Бондаря. И вот летим. Едва появились над правым берегом Днестра - немцы открыли по нашим самолетам ураганный огонь. Удалось засечь место зенитных батарей, да не только это. В лесистой местности оказалось большое скопление подвижной техники, танков, и с малой высоты полета все было видно как на ладони. Вернувшись с разведки, вместе с Бондарем нанесли на карту все увиденное. Эти данные оказались крайне необходимы для генерала Чуйкова и штаба 17-й воздушной армии.
Ну, а площадь плацдарма, на котором гвардейцы приступили к строительству оборонительных сооружений, оказалась чрезвычайно мала - по фронту вдоль реки примерно десять километров, да в глубину - от четырех до семи километров. Вся эта площадь, естественно, простреливалась противником с господствующих высот вдоль и поперек, и не только артиллерийским, минометным огнем, но и пулеметным. В общем, все сводилось к тому, что предстояли жестокие бои.
На следующий день после полета на разведку мы выбрали место для радиостанции наведения с хорошим обзором переднего края. Генерал Чуйков вначале предложил разместить рацию на территории своего командного пункта, но я убедил его в нецелесообразности такого размещения, и Чуйков согласился. Бойцы 8-й гвардейской помогли нам установить машину с аппаратурой, проще говоря, закопать ее в землю. Из земли торчала одна лишь антенна, а рядом с ней был окоп для выносного микрофона, репродуктора и телефонного аппарата.
Радиостанцию обслуживали младший сержант Семенов и связистка Люба (фамилию ее, к сожалению, не запомнил). Молодая девушка - на вид не более шестнадцати шустрая, с веснушками на вздернутом носике, работала она как огонь, но при этом успевала и посмотреть на себя в маленькое круглое зеркальце. Легко можно было заметить, что Любе нравился младший сержант Семенов, а она ему. У радиста были золотые руки. Неторопливый, спокойный, он прекрасно знал аппаратуру станции и полностью отдавался ей даже в свободные от дежурства минуты.
10 мая я с летчиком Гурой еще до рассвета вылетел на связном самолете к месту нашего командного пункта. После того как лейтенант потерял глаз, мне стоило больших трудов уговорить командарма оставить летчика в дивизии. Командующий разрешил, но без права полета на боевых машинах, хотя Гура отлично видел землю. В этом я убедился, проверяя его технику пилотирования после ранения. И вот летим бреющим полетом. Самолет пилотирует Гура - мои руки лежат на бортах кабины. Лейтенант замечает это, и я знаю, что он благодарен мне за полное доверие. Впереди высоковольтная линия. "Видит ли Гура провода?" подумалось мне невольно. Видит - нырнул под них. На посадку заходим с ходу, маскируясь высокими тополями. И вдруг шерпеновский плацдарм точно взорвался! Земля, смешанная с пороховым дымом, вздыбилась, поднялась к самому небу сплошным коричневым валом. Это противник начал артиллерийскую подготовку. Теперь следовало ожидать и появления вражеских самолетов. Они не заставили себя ждать долго и над плацдармом появились, когда еще не рассеялся смрад от артиллерийской подготовки. Я успел отдать распоряжение на вылет дежурной эскадрилье, но наши самолеты были на полпути. Группу "яков" вел старший лейтенант Рагозин. Получив сведения об обстановке над плацдармом, он прибавил скорость. В группе Рагозина летел командир звена Тайч. Ему я приказал, чтобы он завел свое звено в тыл "юнкерсам" и отрезал им отход. А тем временем четверка Рагозина уже вступила в бой и сбила два самолета противника. Один наш самолет тоже был подбит. С дымящимся мотором летчик пытался дотянуть машину до левого берега, но не дотянул и врезался в середину Днестра. "Юнкерсы" стали уходить. На обратном пути они наткнулись на четверку Тайча и потеряли еще две машины.
Так закончился первый бой над плацдармом Шерпены.
- Все видели. Молодцы! Спасибо летчикам! - передали нам с командного пункта генерала Чуйкова. Выше награды, чем благодарность матушки-пехоты, для нас не было!..
Генерал Чуйков очень хорошо относился к нам, летчикам. Он неоднократно посещал наш командный пункт, с которого просматривался весь плацдарм. Запомнился такой случай.