— Здравствуйте! Вы к кому?
— Добрый день, — я постаралась улыбнуться милой медсестричке, — я ищу палату Романа Краснова. Он недавно к вам поступил.
Улыбка брюнеточки дрогнула, и её взгляд оценивающе прошёлся по моей фигуре. Но девушка быстро справилась с собой.
— По коридору налево двести вторая палата. А вы ему кто?
— Я? — переспросила, с трудом удержав улыбку. Похоже, Краснов не изменился. И где бы он ни был, вереница засматривающихся девиц всегда будет его преследовать. — Знакомая.
— А у нас посторонним к лежачим больным нельзя, — с мстительной улыбочкой тут же отозвалась медсестричка, покрутив наточенный карандашик между пальчиков. — Так что звоните. Или же ждите, когда поправится и ему разрешать гулять в нашем парке.
— То есть как к лежачим? — Я нахмурилась, не желая больше участвовать в этой «милой» беседе. И моё веселье сразу пропало. — Девушка, у меня пропуск, подписанный главным врачом госпиталя. Надеюсь, вы ничего не имеете против, если я пройду?
Попробовала бы она поспорить! Жена темнокожего Самуэля, суперповара папиного экипажа, работала в управлении госпиталя. Она не раз приходила в гости к нам вместе с мужем. Поэтому я, зная строгие правила, сразу обратилась к ней. И женщина мне не отказала, оформив всё ещё до моего приезда. За что ей огромное спасибо.
Ответом мне послужила тишина. Медсестра с недовольным видом уткнулась в свои записи, а я пошла туда, куда меня послали изначально. То есть к Краснову в палату. Шла и думала, то ли смеяться, то ли забыть про этот случай. Похоже, Ромкино обаяние заработало с новой силой.
И каково же было моё удивление, когда проходя мимо процедурной я услышала голос Краснова и ещё чей-то очень нежный и тонкий. Я бы прямо сказала, воркующий.
— Больной, потерпите ещё немного. Сейчас капельку пощиплет и всё!
Захотелось прильнуть к двери, а лучше её приоткрыть.
— Девушка, а ваше сердце свободно?
Ёлки зелёные! Он не меняется! Возможно, это из-за меня Ромка так себя повёл, хотя… он же обаятельный и привлекательный. И при погонах! Девчонки всегда к нему липли, как мухи на сладкое. Нет, всё же другом Краснов меня устраивал больше.
Я осторожно постучала в дверь, приоткрыла её… На кушеточке, со сладкой улыбочкой, лежал пациент. А дева в коротком белоснежном халатике со складочками внизу склонилась над ним. В одной руке она держала пинцет с ватой, а в другой баночку с какой-то мазью. Спину пациента мне было не разглядеть. Но раз капсула не помогла, то думаю, ничего хорошего.
— Девушка, — гневно произнесла процедурная медсестричка, — сюда нельзя!
— Привет! — Я подмигнула Ромео. Но он неожиданно чуть привстал на локте и, обращаясь к девушке, произнёс:
— Вот она-то меня и бросила. Представляете?
— Как? — удивлённо воскликнула медсестра.
Кажется, таким игривым я Ромку даже и не помню. А впрочем, пусть развлекается. Не всегда же быть сосредоточенным и держать себя в жёстких рамках.
— Бессердечная! Замуж выходит! За другого!
Клоун. Может, спиртика перенюхал?
— Ладно, в коридоре тебя подожду.
Я прикрыла дверь, заметив, что медсестричка с ещё большей улыбочкой продолжила наносить мазь своему подопечному. Отошла к окну, чтобы не мешать проходящим мимо меня людям. И не сдержала усмешку, когда Краснов вышел из процедурного кабинета.
— Мне сказали, ты лежачий, — съязвила я, видя довольного, словно мартовский кот, мужчину.
— Лежачий, — согласился Роман. — Но у меня скоро на животе и боках пролежни будут. На спине пока не могу. Ладно, пошли ко мне.
— Рассказывай, что со спиной, — произнесла я, стоило нам зайти в светлую двухместную палату. Соседняя койка пустовала, поэтому мы могли говорить спокойно.
— Ерунда, — отмахнулся он, явно не желая развивать тему. — Приложило хорошо.
— Приложило? И что горело?
— Балка. Но это всё мелочи. Ты, кажется, хотела меня о чём-то спросить?
Он очень удачно перевёл разговор. Потому что я уже собиралась развить мысль дальше. Балка… В какой передряге оказался Ромка? И это был явно не звездолёт.
— Да. Про папу…
— Нет, не видел его, — расстроенным голосом произнёс Краснов и быстро что-то начал писать на листочке. А потом отдал его мне. «Когда я покидал Дельран, он прибыл за крупной партией алмазов. Больше ничего не знаю», — было написано на бумаге.