Читая эти последние слова, вспоминаешь и чудную беседу преподобного Серафима с Н. А. Мотовиловым о сущности христианства, или о Царствии Божием, которое заключается в «стяжании благодати Святаго Духа». И когда Мотовилов все же не понимал, что такое благодать, то по молитве преподобного Господь открыл это опытно: в виде просиявшего сильнее солнца лика о. Серафима, в восприятии сверхъестественной «теплоты», хотя тогда падал снег на них, в ощущении необыкновенной сладости и блаженства, которых так и не смог выразить собеседник, и наконец — в благоухании необычайнейшем, хотя кругом была мертвая зимняя природа. Отсюда, из такого единства духовных переживаний, мы обязаны сделать вывод не только о единстве источника их, т. е. Святаго Духа, но и о подобии духа о. Иоанна с преп. Серафимом, а следовательно и об уподоблении ему в святости.
И несомненно все это ощущал батюшка на собственном опыте, как он много раз писал в дневнике своем и других книжках: — «Когда причащаюсь Св. Таин,.. тогда говорю тайно: Господь во мне лично, Бог и человек, ипостасно, существенно, непреложно, очистительно, освятительно, победотворно, обновительно, обожительно, чудотворно (что я и ощущаю в себе). Затем более ничего не прибавляю от себя».
Поэтому понятно, как о. Иоанн в восторге восклицает:
… «Нет ничего выше и более Литургии — ни на небе, ни на земле».
И сам он нередко, после причащения даже незаметно ударял в ладоши, как пишет о том наблюдавший за ним его духовный ученик, ныне митрополит Серафим.
А между тем, так ли относятся люди к этому величайшему служению? О. Иоанн знал это и скорбел и звал к перемене нашей хладности на пламень его веры.
«Что величественнее, трогательнее, животворнее на земле служения Литургии? Тут изображается и совершается величайшее таинство…единения людей с Богом посредством вкушения Плоти и Крови Его. Это Таинство своим величием поражает ум, невольно влечет к благоговению, благодарению, славословию Божию всякого смыслящего христианина. Дело Божие, совершаемое Литургиею, превосходит своим величием все дела Божии, совершаемые в мiре, и самое сотворение мiра. Это истинно небесное служение Божие на земле, при котором быть разумно и достойно — есть блаженство, мир и отрада для души». Но «отчего же люди так часто бывают холодны к Литургии? — от недостатка рассуждения, от маловерия, неверия и от житейских страстей. Отчего любят более театр, нежели Церковь?..» В театре человек «забавляется собою и часто своими собственными пороками, рукоплещет им, одобряет их, и щедро вознаграждает мастерское изображение их. А для Литургии человек бывает в большинстве случаев неподготовлен, недостоин, чтобы жить ее жизнью, чувствовать ее величие и спасительность, проникаться ею, одухотворяться, обожаться: земной к земле и влечется. Но есть и люди, для которых Литургия есть все на свете».
И таким он прежде всего сам был. Про себя он и говорит, как будто о ком другом. И потому он говорит и не наговорится о сладости и красоте ее. «Вот зрелище Божественное — Литургия! Зрелище бесконечной любви, премудрости, всемогущества, правды, святости и обновления человеческого существа, растленного грехом; ощущение бесконечной сладости, красоты, света, блаженства: ибо в сем таинстве сокрыты для смыслящих и благочестивых бесконечная сладость, красота, свет, блаженство, святость, правда вечная, всемогущество, благость и премудрость Божия: не насытитится сладким и светлым созерцанием ум, восхищением и блаженством сердце при размышлении об этом таинстве беспредельной любви Божией к погибающему роду человеческому».
Остановимся на момент на приведенных восторгах: три раза подряд об одном и том же и в одних и тех же словах говорит в «восхищении» батюшка о Литургии! Так может говорить лишь пылающее любовью сердце! И люди, любящие друг друга, часто повторяют одно и то же слово «люблю, люблю» — или другое что либо подобное. И им не скучно, а радостно до забвения. Они тоже «не насытятся», сколько бы разных слов ни говорили.
«А мы, — пишет, конечно, не о себе, а о нас, о. Иоанн, — оставляем Церковь».
Но если кто и ходит в храм, так ли он чувствует себя, как должно на Литургии? Не раз приходилось слышать, как христиане говорят:
— «Мне больше нравится всенощная, а не Литургия, полумрак храма, мерцающие лампадки, какое‑то мистическое настроение, все это трогает душу. А Литургия скучна для меня».
Какая нищета религиозных чувств сказывается в таких речах! Какое непонимание самой вершины богослужений наших, самой высоты христианства на земле! И о. Иоанн скорбел о таких «христианах».