— Сер, я это понимаю. Мы с тобой много разговаривали об этом, я всё помню. И про конформизм, и про стагнационный порог, и про социальную зависимость…
…И про аномию Дюркгейма1 даже. Чего только ни наговоришь со скуки и от отсутствия собеседников. Я вот для Криспи ликбез проводил. Должен же в их Совете Молодых быть хоть кто-то умнее утюга? Кажется, сейчас мне это аукнется. Всякое доброе дело должно быть наказано.
— …Но это понимаю я одна. Есть ещё несколько человек, но они мзее, их никто слушать не станет. А меня просто не хотят. Меня в Совете считают странной занудой и терпят только как пострадавшую в операции по спасению Йири. Считают, что я немного умом подвинулась, так что можно выслушать, покивать, выкинуть из головы эту муть и идти развлекаться. Мы сваливаемся в новую стагнационную яму, но никто этого не видит! Да, моя инициатива по реадаптации Йири была глупой, непродуманной и опасной, я это сейчас понимаю. Но она была! За последние пять лет в Совете ни одного нового проекта, кроме развлекательных. Сфера общественных развлечений растёт, но и только. В общем, Сер, это надо менять. Альтерион нуждается в срочных реформах! Юные лишь развлекаются, Молодые Духом увязли в интригах и делёжке Вещества, полностью устранившись от управления…
— Я думал, Вещество — это Страшная Тайна.
— Не такая уж страшная. У нас вообще с тайнами не очень. Тем более, сейчас, когда у Коммуны какие-то проблемы с поставками, возник дефицит… Как ты говорил, что в мешке не утаишь?
— Буратино.
— А что это?
— Нечто вроде ваших Юных. Шустрое, наглое, с тупой деревянной башкой, вечно норовит что-нибудь на халяву отжать.
— Я хочу спасти Альтерион, Сер.
Ну вот, так я и думал. Жанна, твою мать, Д’Арк. Наглядный пример того, до чего политика доводит хороших девочек. Но Криспи про неё не слышала, разумеется.
— Крис, давай по-честному. Неловко о таком спрашивать девушку, но… Сколько тебе лет?
— Двадцать семь. Пять потерянных мне не списали, увы.
— То есть, через три года тебе стукнет тридцатник и, опаньки, ты — мзее. В вечно молодые засранцы тебя, с учётом дефицита Вещества, скорее всего, не позовут. Так?
— Да, это так, Сер. Но дело не в этом…
Я пристально и скептически посмотрел в карие глаза.
— Ладно, не только в этом, — призналась девушка, — мне действительно очень обидно будет всё бросить и уйти из Совета. Я не вижу себя мзее, моё место — там! Но я вижу, что Дело Молодых пора отменять. Надо увеличивать возраст ответственности, расширять права мзее, менять взгляды общества на развитие науки. Надо честно рассказать всем, что мы стагнируем, а Альтерион в опасности!
Святые методологи! Что я слышу? Perestroyka и Glasnost, клянусь лысиной Горбачёва! Чёрт бы побрал мой болтливый язык.
— Крис, девочка моя, — сказал я по возможности мягко, — мы с тобой много-много разговаривали об устройстве общества, так? Я рассказывал тебе, что такое устойчивые стратификации, что такое общественный договор, что такое институционализация и элитный консенсус?
— Да Сер, я очень тебе благодарна…
— Так какого ж в анус драного Хранителя ты ни хрена не поняла?
Сидит, глазами лупает. Аж слёзки от обидки выступили. Эли заёрзала, словила эмоцию, закрутила головёнкой вопросительно — кто, мол, девочку обижает?
— Но, Сер…
— Крис, то, что ты сейчас предложила, — это социальный суицид. Ты хочешь выбить из-под общества все базовые константы, разрушить все общественные договорённости и вывалить кишками наружу все общепринятые умолчания. Потрясая над головой обосранным бельём элит. Знаешь, что будет?
— Что?
— Говно с него разлетится куда дальше, чем ты можешь себе представить.
— Но ведь это плохие константы, дурные договорённости и отвратительные умолчания. Так быть не должно!
Эли не выдержала, прижалась к ней, обняла ручонками и зафонила примирительно-ласково, успокаивая. Не выносит эта мелочь конфликтов.
— Крис, ты права. Но это так не работает. Ты, сама того не понимая, планируешь революцию. А революция мало того, что пожирает своих детей, она ещё и высирает их огромной вонючей кучей на обломки рухнувшего общества. И потом несколько поколений потомков разгребают это дерьмо, проклиная тех, в чью голову пришла такая замечательная идея.