Ну и что ей сказать? Рот фронт? Но пасаран? За наша и ваша вольносць? Салудо? Женя, вдруг ощутив себя полной дурой, попыталась разобрать в пении хоть какие-то знакомые слова — и не разобрала.
Девочка явно заметила ее. Продолжая песню, улыбнулась Жене уже целенаправленно, а не «вообще». Смотрела пристально; на открытом лбу, между бровей, стало вздуваться от напряжения красноватое пятно.
— Тебя как зовут? — прошептала Женя.
— Аэлита-д'хи… — Девочка то ли ответила, то ли так прозвучало какое-то слово из ее песни. Нет, все-таки ответила: — Аэлита-младшая.
Медичка, только сейчас сообразив, сурово нахмурилась и сделала шаг, оказавшись между ними. Женю таким смутить было трудно, она уже приготовилась объяснить угрюмой тетке, что тут вообще-то не рабовладельческая плантация, не царская гимназия из древней истории и даже не госпиталь для тяжелораненых, а совсем наоборот: место, где пионерам всех стран положено общаться друг с другом. Но тут взгляд медсестры перескочил на что-то за ее спиной, а миг спустя со стороны открытого моря прилетел слитный визг, скорее восторженный, чем испуганный.
Женя резко обернулась.
— Ой, смотрите! Ой, как близко, большие какие! Ой, Лер-Пална, а они нас не съедят? Ой, хорошенькие!
Клеопарда, выпрямившись во весь свой немалый рост, стояла в полном изумлении, замерев, как гипсовая статуя. С веслом наперевес, но точно не собираясь пускать его в ход. А девочки бултыхались вокруг лодки, цеплялись за ее борта, щебетали, указывали пальцами на что-то за буйками — и только когда там вдруг взметнулось в воздух черное глянцевое тело, Женя поняла: несколько дельфинов, целая стая, внезапно подошли удивительно близко, почти к самому пляжу.
Девочка позади нее продолжала петь.
— Кто это был? — спросила Женя, когда синекожая замолкла.
— Кто? — Брови художницы взлетели вверх.
— Ты нарисовала на песке… это чудище… Паук?
— Это… там, на родине, — ответила девочка.
— Ты здорово рисуешь, — сказала Женя. — Я даже испугалась, он такой страшный!
— Страшный, — эхом откликнулась синекожая, но тут, словно очнувшись, рядом оказалась медичка.
— Море большое, — хмуро сказала она Жене, — плавай в другом месте, иначе…
У нее было такое лицо, что Женя поняла: ничего не выйдет. Можно кричать, можно ругаться, можно даже цедить слова сквозь зубы, ее никто не послушает. Или — даже того хуже.
Она помнила, какое лицо было у отца, когда тот три года назад объяснял ей с сестрой, что «дядя Коля», майор Звонников, к ним больше в гости заходить не будет. И к нему домой тоже заглянуть нельзя. Совсем. О нем теперь никогда и ни у кого даже спрашивать нельзя. И вообще лучше считать, что его не было. Тогда он тоже добавил: «Иначе…» — и не договорил.
Женя развернулась и, стараясь не цепляться ногами за песок, поплыла к берегу. Добрела до своего места и шлепнулась на лежанку.
Ничего, она им еще устроит!
Забегали, закричали вожатые и медички, выгоняя девчонок на берег. Вернулись соседки, Марлеста и чернокосая Нелтэк, еще недавно так удивлявшаяся тому, что море, оказывается, не только бывает по-настоящему, а не на картинках, но еще и взаправду соленое оказалось.
— Ты что ж не пошла к дельфинам? Боишься? — ткнула ее в бок толстушка.
— Он посмотрел прямо на меня! — захлебываясь от восторга, заговорила Нелтэк. — Глаз — круглый! А сам он черный, я могла даже рукой до него дотронуться!
— Почему не дотронулась? — вяло спросила Женя.
Ответ не запомнила. Прислушалась к себе: все еще злится, что ли? Да нет, злость ушла. В конце концов, не просто же так опекают «баклажаночек»? Наверное, им вредно не только загорать, но и нервничать. Поэтому медичка не дала им поговорить. Услышала про паука, вот сразу и прибежала!
Жене даже стало чуточку неловко: вдруг от ее разговоров Аэлите станет хуже?
Женя перевела взгляд на веранду с коминтерновками и вздрогнула от неожиданности: художница смотрела прямо на нее — не мигая, глаза в глаза. А потом явственно подмигнула и тут же отвернулась.
Оставшееся до обеда время Женя не сводила с Аэлиты глаз, и ее настойчивость была вознаграждена.
— Одеваемся, и на обед! — скомандовала старшая по пляжу. Снова засуетились вожатые, забегали медсестры. Девчонки поднимались с лежанок, натягивали трусы и майки, вытряхивали из сандалий песок.
Первыми с пляжа потянулись коминтерновки. Медички бережно поддерживали их под руки, но все равно было видно, как трудно «баклажаночкам». Они брели едва-едва, чуть не останавливаясь на передых каждые десять шагов. Аэлита выглядела чуть бодрее прочих, и помогала ей только одна медсестра, спасибо, уже не та, что в море.