— Нет. Но я надеюсь, что вы немного подумаете. Как вы думаете, кому в наше военное время может понадобиться лекарство, которое вылечит любую инфекцию за считанные дни?
— Вы имеете в виду армию? — рискнул ответить Сезар.
— Именно ее, — ответил Риэ. — Британская армия взяла на себя руководство исследованиями и засекретила все, относящееся к массовому производству этого класса пенициллина.
— Зачем? — недоверчиво спросила Жюли. — В этом нет никакого смысла.
— Напротив, — возразил Риэ. — В этом очень даже много смысла. Не забывайте, что мы на войне.
— И что из этого? Мы говорим о лекарстве, а не об оружии.
— Но в чьих руках находится оружие?
— В солдат… — француженка запнулась на полуслове, наконец сообразив. — Оh, mon Dieu.
— История показывает, что большинство смертей и ампутаций на полях сражений были вызваны не пулями или бомбами, — стал пояснять Риэ, — а инфекциями. Так что, если весь пенициллин, необходимый для лечения раненных солдат и возвращения их на поле битвы, будет доступен… — Он развел руками, словно в них содержался ответ. — Практически это все равно, что увеличить численность военнослужащих на 40-50 процентов.
— Carallo! — воскликнул Джек.
— Подождите, — вступил в разговор Алекс. — Вы думаете, что британские военные наняли нас... чтобы вернуть этот штамм и сохранить их открытие в секрете?
— Не исключено, — признал Риэ. — Но если бы это было так, они бы просто приказали вам не красть флакон со штаммом, а немедленно уничтожить его.
— Значит, — сообразил Джек, — если это не британцы...
Риэ оперся подбородком на ладонь, пародируя задумчивый вид, и утрированно нахмурился:
— Дайте мне подумать... У кого может быть армия из миллионов солдат, сражающихся на войне, если это не англичане или их союзники, и кто жаждет иметь антибиотик, который сделает их практически невосприимчивыми к инфекциям?
Ответ был очевиден, но Марко ответил так, словно только что отгадал очень трудную загадку:
— Нацисты!
— Да, Марко, — подтвердил Алекс. — Нацисты.
— Я так и знал! — с гордостью за свою проницательность воскликнул Марко.
В комнате воцарилась долгая задумчивая тишина, которую нарушила Жюли:
— Я не хочу работать на нацистов, capitaine.
— Не только ты, другие тоже, — заметил Джек.
— А мне все равно, — сказал Марко, — если платят.
Остальные посмотрели на него с презрением, зная, что югослав не отличался особой щепетильностью.
— Но что мы можем сделать? — спросил Сезар, обращаясь к капитану. — Сделку можно отменить?
Райли медленно покачала головой:
— Сильно сомневаюсь.
— А если мы вернем ему деньги и скажем, что нам не удалось достичь результата? Что мы потерпели неудачу?
Райли громко вздохнул:
— Не думаю, что это хорошая идея. Они наверняка в курсе того, что произошло вчера на «Генуе», и знают, что эта штука у нас в руках.
— Так что же делать? — спросил его помощник.
— Не знаю, Джек. Единственное, что мне приходит в голову — это попытаться каким-то образом договориться. Объяснить заказчику ситуацию и попытаться убедить его поступить правильно.
— Это ты так шутишь, что ли?
— Нам ничего не остается кроме как попробовать.
Галисиец устало провел рукой по лбу:
— А если он откажется? А он откажется — это так же верно, как то, что меня зовут Хоакин.
— В таком случае придется, как всегда, импровизировать.
Джек вздохнул и взглянул на часы:
— В таком случае, нам лучше идти, потому что встреча с представителем заказчика через шесть часов.
12
В это время после полудня скромное здание Собора Святого Сердца Орана с двумя элегантными башнями-близнецами в мосарабском стиле, обрамляющими фасад, облицованный красочным кирпичом из песчаника, приглашало войти внутрь, чтобы спастись от невыносимой жары, осаждающей улицы.
Алекс Райли, сопровождаемый Джеком Алькантара, поднялся по бесконечным каменным ступеням и, как любой прихожанин, прошел под аркой главного входа.
До семичасовой мессы оставалось еще некоторое время, но помещение уже было забито посетителями, которые занимали большую часть деревянных скамей и шептали молитвы, обращаясь к огромному распятию, висевшему над алтарем на другом конце нефа. Когда они осторожно пробирались по краю, Райли заметил, что стены давно потеряли свою первозданную белизну из-за сотен свечей, которые, как маленькие желтые звездочки, горели у ног гипсовых святых и дев с розовыми лицами, чуть ли не презрительно выглядывавших из своих высоких ниш.