- Мать Ханна, я бывший раб из Тевинтера, - ее черты сразу смягчились, а храмовник закатил глаза. Идиот. - И я убил хозяина, - злая счастливая улыбка коснулась его губ.
Маленькая птичка Пересмешник славилась умением находить щели в доспехах. Прежде чем Храмовник рухнул, лезвие, выскользнувшее из широкого рукава специального плаща, перерезало горло Матери, так и оставив ее с удивленными, распахнутыми глазами, глядящими на него с состраданием. Дарис сдавленно пискнул, приседая под весом тела:
- Тяжелый, скотина.
Айнон хмыкнул и встал, отходя от мертвой Матери. Отворачиваясь от нее и забывая о ней и ее сострадании. Он подхватил тяжелого храмовника, помогая Пересмешнику бесшумно уложить телохранителя на землю. Убедившись, что храмовничьи доспехи не звякнули, Айнон выпрямился.
- Пошли уже.
Он накинул капюшон, скрывая ненавистное лицо, и они скользнули в тень, теряясь в сумеречных церковных садах, спеша выбраться с территории Церкви. Они замерли, пропуская мимо себя пару из Матери и ее телохранителя. Айнон обернулся, чувствуя, как его жжет вопросительный взгляд Дариса. Он чувствовал его интерес, несмотря на темноту и плащи.
- Что? - он вопросительно глянул на Птица, прекрасно зная, что этого не видно.
- Не знал, что ты переживаешь о смерти старого козла, - осторожно заметил Пересмешник.
- Я? - Айнон удивленно вскинул брови. - Ничуть, - он весело фыркнул. - Я просто люблю вспоминать этот момент.
Пересмешник лишь хмыкнул, глядя на счастливо улыбающегося Айнона. По крайней мере, голос у него был счастливый. И он пару раз уже видел, с каким лицом полуэльф вспоминал смерть своего хозяина. Его всегда пугало это зрелище. То, как искажались его красивые черты, ломались, складываясь в уродливую злобно-безумную маску, будто с лица его смотрел демон или иное чудовище. Затем мгновение, он моргал и жуткое видение исчезало, перед ним вновь был все тот же колючий Айнон. Искусственная улыбка, кукольные черты и острый, злой взгляд слишком светлых глаз. И вечные шуточки, чтобы улыбка не была пугающей, не казалась безумной. Не слишком это помогало.
Дарис был бы рад, если бы полуэльф нашел кого-нибудь, кто смог бы принять его со всеми закидонами, и не важно, как друга или как любовника. Жизнь продолжается! Он не знал, как еще ему сказать это все еще живущему в своем прошлом Айнону. Кажется, все его попытки были бессмысленны.
- Интересно, кому это было нужно? - Айнон лениво скользил взглядом по весело щебечущим сестрам, вырывая Дариса из невеселых размышлений. - Старушка - божий одуванчик.
- Ну, Ханна была советницей Владычицы Эльтины, - Пересмешник радостно ухватился за возможность переключиться. - Теперь ее место займет Мать Петрис. Милейшая женщина.
- О, если ты это говоришь, значит, она редкая сука.
- Просто кошмар, - кисло согласился с ним Дарис. - Думает, что кунари - мировое зло. Шляется по Клоаке, нервируя порядочных людей.
Айнон весело хмыкнул, представив себе этих “порядочных” людей. И самый порядочный из них - одержимый искаженным духом Справедливости и выглядящий так, будто он воет каждое полнолуние, обрастая мехом. Да уж, с другой стороны, Мать, ведущая свои дела в Клоаке, звучит жутко подозрительно.
Они спустились по длинной лестнице к площади и замерли, отмечая отсутствие “невидимых сестер”. В этот момент за поворотом громыхнуло и раздались крики, и вновь яркие, магические вспышки. “Птицы” затихли, прислушиваясь. Впрочем, и так было понятно, что там идет бой, кажется, “невидимые сестры” встретили кого-то себе не по зубам. Пересмешник весело усмехнулся, представляя, как им сейчас весело.
- О, чую, это Хоук, - Айнон устало вздохнул и развернулся в противоположную сторону, размышляя каким путем и куда пойти. - Идем отсюда.
- Что, ты даже не хочешь узнать, что они тут делают в это время? - Дарис не мог упустить такую возможность подколоть Ворона. - Ни даже глянуть на своего эльфа?
- Я могу это и дома утром сделать, - Айнон, похоже, был мыслями занят чем-то другим, но затем он встрепенулся и весьма ехидно уточнил. - А ты, что ли, хочешь поведать ее подружке - капитану городской стражи, что у ног Андрасте делают два тела в крови?
- До-ома, - не менее ехидно потянул Пересмешник, пропустив мимо ушей все остальное.
- Выбирай, глаза или пальцы?
- А я думал, что ты меня любишь.
- Я люблю… - Айнон запнулся и после паузы неловко закончил: - Если я кого и люблю, то точно не тебя. Заткнись уже.
Мужчина досадливо поморщился.
- Стоит запомнить этот день, как день признаний, - Дарис хмыкнул и было неясно, чего в этом звуке больше - удивления или веселья. - Ты нечасто откровенничаешь. Третий раз на моей памяти, причем первые два ты был мертвецки пьян, и вряд ли помнишь.
- Я понял, ты хочешь пожертвовать мне свой череп.
Из тени раздался веселый смех.
- Увидимся завтра, Ворон.
Айнон кисло покачал головой и замер, решая, куда пойти: в “Висельник” или домой. Домой. Он и правда считает развалюху Данариуса свои домом? Похоже, что так… Впрочем, живи Фенрис в Клоаке, он бы считал домом ее. Он вздохнул, растворяясь в киркволльской ночи. Дома его еще ждал томик тварей из-за Завесы и парочка не сделанных ядов.
Обратный путь был короток и тих, он легко дошел до дома, толкнул дверь и поморщился от скрипа. В старой лаборатории он скинул плащ и привычно раскидал ножи, уложив их так, чтобы можно было легко дотянуться из любой точки. Прошлое оставило слишком глубокий след. Никакое сострадание и никакая исповедь его не сотрет. Он зажег магическую горелку, просто убрав стекло с узкого горлышка, хлынувший в бутылочку воздух мгновенно воспламенил руны и алый язычок огня тут же задрожал над краем стекла.
Айнон бросил взгляд на толстенный том по алхимии и замурлыкал простенький мотивчик. Ему не хотелось спать; иногда такое случалось, именно в такие ночи он и варил яды. Старая привычка из времен, когда он был просто алхимиком гильдии. Он завязал волосы в узел и закатал рукава рубашки. Интересно, какие последствия будет иметь сегодняшняя ночь? Их поход с Пересмешником и охота Хоук. Не первое и не последнее переплетение их дорог в этом городе. Однажды одним из заказов он окажется на другой стороне от Святой Хоук, ведь Гильдия не имеет стороны.
Он методично принялся толочь в ступке одно из трех редких луковичных растений, растущих в Морозных горах, и имеющее такое зубодробительное название, что он предпочитал его лишний раз не упоминать. Ему еще понадобится немного травы хизерии и фоксита, три различных яда змей и корень смерти. В общем-то, смерть проста. Сегодня она ходит вокруг Церкви Киркволла.
========== 5. Один день без войны ==========
Арканум - официальный язык Империи, был создан как потенциальный далекий предок английского. В языке Тевинтера превалирует число эльфийских слов, одно из которых “фен” - “волк”.
Варрик обращается к большинству спутников Хоука по прозвищам, которые сам же и придумал. Так, Андерс у него — “блондинчик”, Бетани — “солнышко”, Мерриль — “маргаритка”, Изабелла — “Ривейнка”, Фенрис — “Эльф” (в оригинале - “broody” — Угрюмый, молчаливый), Карвер — “младший”, Себастиан - “Певчий”. На счастье Хоук и Авелин, для них он прозвища не придумал.
Варрик Тетрас про Антиву: “Говорят, здесь каждый - поэт или король, а предательство - основная монета. Полагаю, “поэт” - это по-антивански “убийца”.”
______________________________________________________
- Нам не заплатят.
Айнон вынырнул из занудной книжки по базовым основам магии и рассеянно глянул на Пересмешника, как обычно бесшумно появившегося из тени. Маленький Птиц привычно кутался в безликий серый плащ и раскачивался, перенося вес с пятки на носок. Это не было привычкой, у убийцы их вообще быть не должно, просто сейчас Дарис отыгрывал одну из “схем” поведения, чтобы точнее передать настроение. К чему бы это?
- Да ты что? - Айнон поднял брови имитируя удивление.
- Сегодня ночью заказчика убили, Глава забрал задаток, - Пересмешник деловито огляделся в поисках более подходящего посадочного места.