Айнон принялся методично нарезать корешок, резкими размеренными движениями. В такие моменты он хорошо видел, как сильно сломан. Он больше не был нормальным, не был целым, не был свободным. Даже если он освободился от хозяина и от рабства, он все еще был в плену своего прошлого. Мерзкого, липкого, навечно вырезанного на его коже. Он ненавидел свою память, что хранила все эти мгновения. Иногда он думал, что и “человеческого” в нем осталось мало.
- Хотя в первое время я чуть с ума не сошел, думал, я псих. Что мне нравится, когда меня душат и режут. Хозяина это веселило. А потом я добрался до библиотеки. Ашварахти было все равно, что раб делает днем, главное, чтобы ночью ждал хозяина в его постели, - он замер, задумчиво покачивая нож. - В итоге это его и сгубило… - он моргнул, вспоминая книгу по ядам, где он и нашел рецепт, которым отравил хозяина. - Впрочем, он никогда не знал, когда нужно остановиться, пару раз он почти убил меня.
А пару раз и правда убил, но магия крови и сила воли хозяина вытащили его с той стороны, где пару мгновений он был свободен. Раньше он никогда не хотел говорить об этом, даже вспоминать не хотел, но с Фенрисом это было легко, он как будто чувствовал, что становится легче, вот только самому Волчку разве легче? Айнон отложил нож и, обернувшись, перехватил встревоженный взгляд Фенриса, убийца горько усмехнулся:
- О, брось, это было давно, и после я прекрасно развлекся в его фамильном склепе, помочившись на его останки.
Жаль, что нельзя было сделать это с живым, увидеть его лицо и понять, что ему самому нравилось в этом. Впрочем, хотел ли он на самом деле понимать своего безумного хозяина? Говорят, что собаки похожи на своих хозяев, с рабами так же. Их хозяева оставляют слишком глубокий след, вынуждая подстраиваться под себя, в итоге часть их навсегда остается в рабах… Айнон знал с десяток таких историй. И порой рабы превосходили по жестокости своих хозяев, будто в последних было нечто похожее на болезнь и заражающее окружающих злобой.
Иногда Айнон смотрел на Фенриса и испытывал смутное чувство вины. Ведь это именно с него началось вся эта безумная история. Вырезая ритуальный узор на его теле, воплощая скрытый план Корифея, магистр Данариус породил свою безумную идею с лириумными татуировками. Было так странно осознавать, как сильно похожи их судьбы. Но… все в этом мире имеет связь с другим. Две тысячи лет назад безумный магистр создал странный ритуал. Двадцать лет назад тринадцать магистров решило продолжить его ритуал, использовав полуэльфа для эксперимента. Спустя десять лет Данариус усовершенствовал часть ритуала, подогнав его под свои нужды. И вот все нити сплелись в Киркволле. У судьбы странное чувство юмора. И он знал, что это еще не конец. Каждый из них расплатится за ее дары…
Все же они были похожи. Так, как могут быть похожи представители одной расы в одной стране, из-за крови попадающие в одну социальную касту. У них не могло быть иной судьбы. Эльфы были рабами в Тевинтере, если не были магами. Им просто повезло, Фенрис сбежал, а он убил. Они были похожи, как все рабы магистров. Как все…
Еще одну битву ему пришлось выдержать за право называть упрямого эльфа “Волчком”. Первое время Фенрис огрызался, раздраженно шипел и яростно прожигал его взглядом. Позже выяснилось, что его бывший хозяин Данариус тоже любил называть его “Волчонком”. На что Айнон пожал плечами и указал на наличие различий: “Волчок - не щенок, а ласковое обращение к взрослому волку,” - и вскоре Волчок сдался.
И все же некоторая неловкость сохранялась между ними. Будто каждый из них желал сказать или сделать что-то, но все никак не мог решиться, опасаясь реакции другого. Айнону было сложнее: если Фенрис выглядел так, будто и сам не до конца понимает, что он с ним происходит, то Айнон уже давно понял, что именно он чувствует и хочет. Вот только как подойти и не лишиться сердца?
Один раз эта неловкость была разбита, когда одним из вечеров разъяренный Фенрис возник на пороге, с рукой, залитой кровью. Айнон лишь удивленно моргнул и встал с кресла, возвращая книгу на полку. А потом эльф с силой впечатал его в стену, укусом впиваясь в его рот. До синяков сжимая его руки. Совершенство…
Боль и ярость волнами расходились от него. И так же, как на Сегероне, он хотел, чтобы это закончилось, чтобы ранящие его чувства погасли. Чтобы был кто-то сильнее него, чтобы он забрал все это. Отдать контроль, вернуться в понятное, безопасное рабство, чтобы мир снова стал простым. Такое простое желание получить защиту того, в чьих руках власть над всем. Он хотел подчиниться, а чудовище внутри Айнона хотело подчинять.
И то, что было в Сегероне, повторилось вновь. Он снова касался его, ласкал, целовал, кусал. Владел им, поклонялся, будто богу. И сходил с ума от жара его тела, от силы и покорности.
А после Айнон не мог уснуть: стоило закрыть глаза, как тут же в разум его вонзались видения, острыми, кровавыми осколками вспарывая его разум. Смерть, смерть, смерть, сотня вариантов его собственной смерти. Смерти, что высвобождала запертую внутри него магистрами магию разрушительной волной, что заставляла Киркволл пылать. Помучившись пару часов, он не выдержал.
- Скажи, Волчонок, ты будешь оплакивать меня, если я умру? - не “когда”: это слово, если ты знаешь, что так и будет, а “если”; так ли он важен? Хотел бы он знать ответ.
Мирно дышавший до этого на его плече Фенрис недовольно дернулся и впился в него раздраженным взглядом.
- Ты что задумал?
- Ничего, забудь. Спи, Волчок, - он уложил его обратно в свои объятия.
Он ничего не задумал. Это судьба. Эту ночь он провел в размышлениях. Город горел, люди умирали. Какой путь он должен выбрать? Как должен поступить? Остаться с волчком и уничтожить своим присутствием город или уйти? Утро настало слишком быстро, не принеся покоя.
С наступлением дня он осторожно выбрался из-под эльфа, но тот, спавший чутким сном раба, мгновенно распахнул глаза. Айнон умиленно усмехнулся, но тут же скрыл все свои чувства за искусственной улыбкой, что вбил в него хозяин.
- Чуть не проспал, - ворчливо пожаловался он. - Прости, Волчок, мне стоит поторопиться, чтобы не пропустить все веселье, - он весело подмигнул недовольному эльфу.
Он решил уйти. Испуганный увиденным. Сбежать, снова. Унося с собой ужасающую силу. Он сделал свой выбор, ведь среди тех мертвецов было и лицо его Волчка, залитое кровью. Пустое и безучастное, с потухшими глазами. Слишком страшное видение.
- Ты вернешься? - была ли в его голосе тревога, или ему показалось, так сильно желал он обмануться?
Мужчина устало вздохнул, решаясь, и быстро шагнул к эльфу, кладя ладонь Фенрису на глаза.
- Чувствуешь? Будто жаркий солнечный луч на коже, - он дождался кивка. - Ты всегда будешь знать, где я, а когда я умру - это чувство исчезнет, - он убрал ладонь и сделал шаг назад.
- Магия? - Фенрис недовольно вскинул голову.
- Я что, похож на мага? - Айнон возмущенно вскинул брови. - Сам не знаю, разберусь - поведаю, - он еще раз вздохнул.
Полчаса на сборы, и Айнон покинул дом Данариуса, что на две недели стал его собственным. Он и правда сбежал, вышел из их дома, дошел до складов в Порту. Посмотрел на чертов корабль до Антивы и…
…остался, плененный зелеными глазами и собственной слабостью.
Он связался с Игнисом, отказываясь о всех дел вне Киркволла, и стал ждать сообщения от Гильдии воров. Манускрипт “Пленение Создателя” стал его последней надеждой.
Быть может, он найдет способ обратить содеянное с ним?
Или остановить…
Впервые в жизни Айнон страстно не желал умирать.
========== 10. Шиповник ч.1 ==========
…Моя колючая кожа - это печальная память,
Я знаю о смерти больше, чем можно себе представить…
Fleur - Шиповник
* Мабари Хоук зовут Собака ))
__________________________________________________________
- Итак, - Варрик прокашлялся и хорошо поставленным голосом конферансье закончил. - Третий тур игры в “Порочную благодать” объявляю откр-р-рытым. По итогам прошлых игр, на кону банк в пятнадцать золотых, одна золотая сережка, серебряный браслет и… - гном покосился на “кучу добра”, - собачья миска и ошейник… - он перевел взгляд на радостно виляющего хвостом Собаку*. - Ну уж нет, ты не играешь, - мабари обиженно заскулил и, недовольно клацнув зубами, вытащил из “банка” свою миску. - Но ты можешь болеть за кого-нибудь, - Собака согласно гавкнул и, громко клацая когтями, двинулся вдоль стола. - Только не подсказывай никому! У него уже есть кому подсказать…