Старший офицер полез в сумку и достал свёрнутый свиток. Развернул и что-то проверил.
— Продаются все, кроме первой категории. А в первой категории у нас этот, — заново свёрнутый свиток ткнул в Квендульфа, — и он тот, — свиток ткнул куда-то в толпу и указал на низенького, малозаметного человечка. Его наш герой в глаза отродясь не видел.
— И что с нами будет? — спросил Квендульф,-
В этом было небольшое, но преимущество. Он успеет увидеть один из священных городов изнутри. Будет, что рассказать детям — которых у него скорее всего так никогда и не будет…
Офицер посмотрел на него сурово и ответил удивительно вежливо. Похоже, он не успел перейти на язык общения с невольниками.
— В этом нет необходимости, — сказал он, — Ваши новые хозяева уже здесь.
— А… где?
— У тебя за спиной, невольник!
Квендульф обернулся и увидел речную барку с непривычно низкими бортами и парусом с красными полосами… Она возникла и причалила совершенно бесшумно, её словно расторгли заросли тростников. На борту стояли три стражника с копьями и выстриженными висками и один жрец в таком же одеянии, как Ашшурам-аппи. Только вышитого быка не нём не было, а лицо закрывала маска, искусно сплетёная из местного тростника.
— Пошёл, чего пялишься, — офицер толкнул его в спину трубкой свитка.
Квендульф и второй человечек зашагали к кораблику, звякая цепями. Офицеры последовали за ними. У них были какие-то свои дела с покупателем.
А за спиной, куда нет сил смотреть, Ашшурам-Аппи уводил с собой их спутников, уже всё равно, что свободных.
Квендульф шагал к барке, гремя цепями. Тяжёлые мысли роились вокруг, похожие на мохнатых стрекоз. И стрекозы от них не отставали, они словно нарочно шмыгали мимо лица, обдавая щёки муравьиной горечьи.
Думать о судьбе других гребцов у него не было сил. Поэтому он размышлял о том, что теперь у него нет даже тени власти над своей судьбой. На этом участке пути он даже не гребёт, его понесёт ветер.
Квендульф пытался придумать способ побега, пусть невероятный. Но мысли упорно ползли в другую сторону. Навязчиво, невыносимо вспоминалась мать. Её еда, её руки, её надежды на случайного, но единственного сына.
Квендульф, наверное, смог бы найти для неё пару слов. Но он её уже не увидит — как не увидел своих судей. И не сможет ей даже отправить письмо.
Он умел писать, что редкость в местах, где он жил — но письмо отсюда всё равно не дойдёт… Только сейчас он понял, что не смог бы ей написать даже когда был в старой тюрьме. Все его связи с матерью порвались в ту ночь, когда он присоединился к мятежу, — и теперь он всё равно, что мёртвый.
Это было настолько мрачно, что он разрыдался прямо на ходу. Почти вслепую шагал он по причалу и карабкался на борт — и его слёзы падали в коричневую от ила воду великой реки.
Глава 16. Вода омовения
28. Ладислав, барон Томирский
В замках не всегда есть готовые комнаты и лежанки, как на постоялых дворах. Зато благородные люди не просят деньги за завтрак и ночлег — если, разумеется, гость тоже человек благородный.
Это была одна из тех просторных комнат, которые есть в любом достаточно большом доме на случай, если приедут гости.
Ладислав лёг сразу, а Гервёр ушла куда-то к слугам. Он уже надеялся уснуть и узнать подробности утром. Но вот на лестнице послушалась буханье и стало ясно — что-то будет.
Дверь распахнулась и в комнату вступила Гервёр. Она выглядела так торжественно, словно явилась на коронацию. За ней семенила приземистая девушка-служанка с полной бадьёй воды.
Бадья опустилась прямо напротив окна.
— Превосходно! — сказала Гервёр, — А теперь проваливай.
Служанка кивнула и пропала без единого слова. Гервёр начала раздеваться
— Ты не хочешь освежиться? — осведомилась она, даже не повернув голову в его сторону, — Можешь после меня. Вода не очень грязная.
Ладислав не ответил. Он делал вид, что спит, хотя не мог даже закрыть глаза. Зрелище, которое ему открылось, было слишком впечатляющим. Только сейчас, на фоне пожара закатного небо, он смог как следует разглядеть её тело.
Это было одно из тел, которые кажутся грубыми на рисунках, но поразительно подходят для статуй. В ней не было ничего хрупкого: широкие плечи, длинные руки с бугорками мускулов, крепкая, средних размеров грудь, широкий таз и великолепные круглые ягодицы. Сверкающая вода бежала по опалово-беледной коже, ещё больше подчёркивая изящество каждого изгиба.
Наконец, она закончила и плюхнулась на кровать. На Ладислава повеяло прохладой свежей воды.
— Не спишь ещё? — осведомилась девушка.
Молчание. Гервёр хмыкнула.
— Не пытайся меня обмануть… Знаю, что не спишь. Скажи, почему ты такой холодный?
— Я такой, какой есть.
— Ты что-то скрываешь. Тебя что-то тревожит. Поэтому тебе до меня нет дела. Правильно? Только умоляю, не притворяйся. Ложь позорна для благородного человека.
— Да. Есть причины.
— Тревога не должна отвлекать от женщин. Женщины тоже тревожат. Но мужчины всё равно к ним стремятся. Даже старики и монахи, — хотя кому, как не им, следует избегать всяких тревог.
— Но вы сами мне запретили к вам приближаться, — и Ладислав щёлкнул по разделявшему их мечу.
— Для мужчин такие запреты значат мало. Есть что-то ещё. Скажи мне, что это.
— Я знаю, что вы не поверите, — ответил Ладислав, — но скажу. Этот вопрос относится к таким, в которых вы ничем не можете мне помочь. Я понимаю, вы мне не верите. Потому что думаете — для вас нет ничего невозможного. Но я живу с такой невозможной вещью. И не могу вас её открыть.
— Ты тайно принял постриг?
— Нет. Посмотри на мои волосы.
— Соглашаюсь, — Девичьи пальцы перебирали его пряди, а грудь покачивалась почти перед лицом, — Волосы у тебя замечательные. Что же тогда? Ты дал обет?
— Да. Обет безбрачия, пока мне не исполнится двадцать пять.
— Но это обет безбрачия — а не обет воздержания. Или ты не знаешь, чем это отличается?
— Я знаю, чем это отличается. Вы можете считать меня старомодным или святошей. Но прошу — не считайте меня идиотом.
— Я просто предположила. Мужчины порой удивительно наивны… Так что тебе мешает? Я не нравлюсь тебе?
— Ваши слова не имеют смысла.
— Это либо что-то связанное с государством, либо женщина, — Гервёр поджала губы, — Либо, как вариант, женщина связанная с государствам. Я права?
— Допустим, да.
— А в каком из вариантов я права?
Ладислав сглотнул и спросил:
— Ваш отец будет вас разыскивать?
— Мой отец рад, что от меня избавился. Но в бездну отца! Если не смогу помочь, то старый пень уж точно ничем не поможет! Давай, рассказывай, я внимательно слушаю.
Ладислав почти был готов рассказать. Но тут закрыл глаза, увидел Олесса и слова застряли у него в горле.
Она уже в шестнадцать была большой и рыжей, как земля, что её породила. Покатые плечи, сильные руки, большая, заметная даже сквозь платье грудь и круглое, как луна, очень красивое лицо с замечательным носом и выразительными глазами.
Никто не помнил, как она попала в поместье. Кажется, её взяли на воспитание. Но какое воспитание в болотном, заросшем лопухами Томире? Сперва Олесса просто играла с двоюродной и троюродной сестрой. Потом она подросла, сёстры уехали и шаг за шагом она начала терять привилегии.
Очень скоро из маленькой, но госпожи она сделалась важной, но служанкой. И Ладислав был единственный, кто это заметил. Отец, занятый разъездами в столицу и смелыми планами освободительных походов, даже не замечал круглолицую девушку. Ладислав пытался понять, почему и в конце концов решил, что отец пресытился женщинами, и теперь пресыщается властью.
Иногда Ладиславу казалось, что он один во всей марке может её понять. А в тот вечер выяснилось нечто другое. Олесса тоже его понимала.