— Прежде, чем ты будешь его убивать, — сказал Арад-Нинкилим на его языке, — позволь мне открыть тебе один секрет.
— Открывай!
— Я понял, как имя этого Ашшурам-аппи переводится с языка богов.
— Если это поможет мне его убить — говори.
— Оно переводится “Бог Ашшур — это мой нос!”
— И что это значит?
— Это значит, — голос Арад-Нинкилим стал немного торжественным, — что наш великий мудрец языка богов не знает. Совсем!
Тем временем разговоры за столом продолжались.
— Мне кажется, — заявил на новодраконском бледный человек с орлиным носом, сидевший по левую руку от Ашшурам-аппи, — что это шпионы. Подошли такие, сразу узнали, сели. Вот увидите, их подослали!
Бледный говорил громко и уверенно. Так говорят люди, которые уверены, что те, на кого они клевещут, не понимают даже их языка.
Теперь уже Квендульф повернулся к другу, гадая, что тот ответит.
Но Арад-Нинкилим даже ухом не повёл. Он невозмутимо достал из мешка, где были шары, резную шкатулку из светлой сосновой древесины, открыл её и принялся размышлять. Внутри шкатулка была разделена на шесть секций, и в каждом было разное вещество — чёрные ягоды, белый порошок, зелёные семечки, красные сушёные бутоны, красный порошок и ещё один порошок, черный с серым.
Квендульф заметил, как горят глаза его оруженосца. Похоже, он не замечал уже ничего, зачарованный порошками.
Северянин предположил, что там нечто магическое или просто набор ядов для таких случаев. Но на всякий случай спросил:
— Что это у тебя?
— Асфетида, — ответил Арад-Нинкилим, не отводя глаз, — барбарис чёрный, зира, шафран и перцы двух видов… Одним словом — пряности… Но что же выбрать? Ладно, решено. На этот раз будет зира.
И посыпал свой кусок. Потом, словно спохватившись, бросил щепоть на кусок приятеля.
Квендульф попробовал. Получилось вкусно и необычно. Дома. на севере, вкус меняли исключительно луком.
— Пища без пряностей, — назидательно произнёс Арад-Нинкилим, убирая шкатулку, — это не еда — а корм.
Квендульф не очень понимал, что сейчас происходит. Но судя по тому, как вёл себя Арад-Нинкилим — всё шло, как и задумано. Но то именно задумал юный маг, было неясно.
Глава 24. Томирский суд
42. Милон, оруженосец барона Томирского
Всю ночь шёл дождь, а когда рассвело, жёлтый туман затянул окретности усадьбы. Только чёрные массивы рощиц и верхушки снопов торчали из пелены.
Когда Милон смог разглядеть карету, она уже миновала последний поворот и приближалась к воротам.
— Ваша светлость, едут.
— Хорошо, — отозвался барон Ладислав, не отрываясь от книги. Но его рука не глядя пододвинула кинжал ближе.
Лакированная чёрная карета остановилась перед домом. Из неё вышел Сибби, необыкновенно умиротворённый, с большой плетёной корзинкой в руках. Милон предположил, что там печенье или яблоки — но когда Сибби поставил её в прихожей, из-под тряпки выглянул кот, белый и очень пушистый.
Милон решил, что кот — это здорово. Не хуже. чем яблоки или печенье. И они обязательно с ним поиграют — потом, когда всё закончится.
Но монах не стал выпускать пушистого. Так и прошествовал, с корзинкой в руках, в комнатку по соседству с дядиным кабинетом, запер за собой дверь и опустил засов.
— Идём в нашу комнату, — скомандовал Ладислав.
Там юный барон снова взялся за свою книгу, а Милон смотрел в окно, словно из тумана должны были прийти другие гости.
Сибби приехал одни. Значит, дядюшка Ронислав и сегодня пропадает в городе. Он отбыл ещё вчера. На прощание предупредил, что приедет Сибби и что монаху нужна именно эта комната — что и было исполнено.
Милон считал, что тишина обманывает. Хозяин рассказывал ему про Меларн в ночь мятежа — в тех кварталах, где он ходил, было тихо, если не считать нападения возле гостиницы.
Интересно, а на их дом нападут? Милон задумался над этим вопросом, но не успел довести мысль до конца, потому что увидел змею.
Змея была огромная, размером с карету. Настолько большая, что даже двор поместья не мог её вместить. Она двигалась через туман, вдалеке, за оградой. Милон не мог видеть её целиком. Только узорчатая спина пульсировала в тумане и можно было разглядеть, что змея ползёт на восток, в сторону города.
Это было страшно. Ещё страшнее, чем зелёные дети. Дом затих, даже слуги ничего не чистили и не двигали — и в этой тишине было ещё больше жути.
— Ваша светлось, змея… — подал он голос, не отвод взгляд.
— Ядовитая?
— Огромная! С карету! Ползёт мимо. Что нам делать?
— А?
Милон повернулся и увидел, что Ладислав по прежнему читает книгу.
— Мимо дома ползёт гигантская змея, — повторил оруженосец, — Я вижу её сквозь туман.
— Ты уверен?
Оруженосец снова повернулся к окну и обнаружил, что змея пропала — словно её и не было. Между оградой и рощей по прежнему лежал жёлтый туман, нетронутый, как только что выпавший снег.
— Её уже нет, — беспомощно сказал Милон.
— Куда же она делась?
— Закончилось, наверное.
— Если закончилось, — констатировал Ладислав, не открываясь от книги, — значит, уже не страшно… Давай я тебе вслух почитаю. А то ты нервничаешь и тебе мерещится.
— Хорошо, давайте.
Милон слушал внимательно, не пропуская ни слова. А взглядом обшаривал туман, искал малейшие следы. Не могла же змея исчезнуть так быстро!
“Но отважный юноша не испугался. “Кто ты такая, чтобы приказывать мне?”- спросил он, потрясая мечом, на котором ещё не высохла зелёная кровь ужасной виверны”
Внезапно они услышали вздох. Громкий и звонкий, как будто вздохнул великан. Но вздохнул слишком быстро, чтобы они успели различить — это был великан или великанша.
Ладислав продолжил чтение.
“Чёрные глаза демонессы метали молнии, однако её прекрасное лицо оставалось невозмутимым. “Ты считаешь себя героем? Но ты ошибаешься. Рано или поздно ты вступишь на путь зла. Невозможно пройти по грязи и не замараться. А ты идешь не по грязи, а по крови вперемешку с…”
Хлопнула дверь, заскрипели половицы. Ладислав бесшумно закрыл книгу, поднялся. Милон последовал за ним.
Сибби шагал по коридору, мрачный и торжественный. Корзинки у него уже не было.
Ладислав шагнул ему навстречу.
— Дядя велел вас сопровождать, — сообщил юный барон Томирский, положив руку на эфес рапиры.
Монах поднял жёлтые глаза.
— А, ты… Давай, давай… — и пошёл дальше.
Юноша повернулся к оруженосцу.
— Принеси мой плащ.
Плащ лежал в дорожном сундуке, который поставили в конце коридора. А посередине коридора была дверь в ту самую комнату.
Милон заглянул. В комнате было пусто, и никаких следов — только стены чуть обгорели. Никаких следов кота он не увидел.
Он догнал их уже во дворе, со свёрнутым плащом в руках. Сибби поднялся в коляску, Ладислав обернулся в плащ и сел рядом.
Милон поднялся на скамеечку кучера. Куда делся тот, который правил по дороге сюда, было неясно. Возможно, его и вовсе не было, а коляска ехала сама по себе.
Ну и ладно. Милон обожал править лошадьми. Это было почти так же интересно, как сражаться — но ты уверен, что тебя не убьют.
— Во дворец, — скомандовал Ладислав.
— Но я не знаю дороги.
— Просто доезжаешь до ворот, а от них по главному проспекту до главное площади, — сказал юный барон, — все большие города устроены одинаково.
— Верно, верно, — сказал Сибби, — Только на главную площадь не заезжай, там нет прохода. Я скажу, когда повернуть.
Милон тронул лошадей и они двинулись в туман. Копыта цокали негромко и он мог разобрать, о чём говорят в коляске.
— Расскажите про ЗаБога, — попросил Ладислав.
— Зачем тебе это? Не лучше ли спросить про истинных богов, которых называют Новыми?
Милона покоробило. Как можно так обращаться к барону.
Конечно, покойный пастор объяснял ему, что монах — всё равно что труп. Принимая монашество, человек умирает для мира и отныне служит только Богу и даже Богиня ему не указ. Все люди для монаха равны, потому что их тоже ждёт смерть — одних раньше, других позже.